Урсула Ле Гуин - Левая рука тьмы
— Чтобы заставить вас действовать, сир. Послание к вам могло первым делом попасть на глаза Лорду Тибе, который не замедлил бы передать меня Орготе. Или приказал бы всадить мне пулю в лоб. Ведь из-за него был убит мой друг.
Король ничего не сказал.
— Моя собственная жизнь в сущности значит не так уж много, но у меня были и остаются обязанности перед Геттеном и перед Эйкуменой, у меня есть задача, которую я должен исполнить. И потому первым делом я связался с кораблем, чтобы обеспечить себе возможность достигнуть этой цели. Такой совет дал мне Эстравен, и он был прав.
— Все правильно. Во всяком случае они опустятся у нас, и мы будем первыми… Они все похожи на вас, а? Извращенцы, постоянно в кеммере? Нам придется поломать себе голову, как бы принять их с почетом… Свяжитесь с Лордом Горчерном, камергером, и сообщите ему условия почетной встречи. Чтобы не было ни малейшего повода для обид, никаких накладок. Мы разместим их во Дворце, если они сочтут его подходящим для себя. Я хочу оказать им честь. Вы пару раз оказали мне неоценимые услуги, мистер Ай. Вы дали повод обвинить Сотрапезников во лжи, а теперь мы их оставим в дураках.
— Но они будут вашими союзниками, милорд.
— Знаю! — вскрикнул он. — Но первым будет Кархид — первым Кархид!
Я кивнул.
Помолчав, он спросил:
— Как это было… как вы прошли через Лед?
— Нелегко.
— Если перед Эстравеном предстает такая дикая дорога, он тянет до конца. Он крепок как железо. И никогда не выходит из себя. Мне очень жаль, что он погиб.
Я не нашелся, что ответить.
— Ваши… ваши земляки получат у меня аудиенцию завтра днем во Втором Часу. Что вы еще хотели бы услышать?
— Милорд, можете ли вы отменить Указ об Изгнании Эстравена, очистить его имя?
— Еще нет, мистер Ай. И не торопите меня. Что еще?
— Больше ничего.
— Тогда можете идти.
Даже я предал его. Я сказал, что не позволю кораблю опуститься, пока с него не будет снято наказание и не будет восстановлена честь его имени. Настаивая на этих условиях, мне пришлось бы отбросить в сторону то, ради чего он умер. И это не помогло бы ему вернуться из той дали, куда он ушел.
Остаток дня прошел в обществе Лорда Горчерна и других, вместе с которыми мы занимались вопросами приема и размещения команды корабля. Затем вездеход доставил нас к Атхтен Фену, примерно в тридцати милях к северо-востоку от Эренранга. Посадочная площадка размещалась на окраине большого пустынного района, столь густо заросшего кустарником, что тут было немыслимо ни селиться, ни вести сельское хозяйство, и сейчас, в середине Иррема, пустынные замерзшие пространства были покрыты толстым слоем снега. Радиомаяк был в действии весь день, и с корабля уже был получен подтверждающий сигнал.
Приближаясь к Геттену, команда должна была видеть на экранах корабля и линию терминатора, проходящую через Великий Континент, от Залива Гаттен до Пролива Чаризун, и вершины Каргава, по-прежнему залитые солнцем, и россыпи звезд, потому что уже приближались легкие сумерки.
Корабль спускался в грохоте и сиянии славы, и пар с ревом рванулся вверх белыми клубами, когда стабилизаторы опустились в огромное озеро воды и грязи, родившееся под ударом тормозных двигателей; под этой вязкой поверхностью была вечная мерзлота, крепкая как гранит, опустившись на которую, корабль лишь слегка покачнулся и застыл, окруженный водной гладью, которая уже стала схватываться льдом — огромная изящная рыба, балансировавшая на хвосте, и его силуэт отливал темным серебром в сумерках, спустившихся на Зиму.
Стоявший рядом со мной Фейкс из Азерхорда, заговорил, едва лишь смолк грохот спускающегося корабля.
— Я счастлив, что мне при жизни довелось увидеть это, — сказал он.
Эти же слова произнес Эстравен, когда перед его глазами предстал Лед, дышащий смертью; то же он мог сказать и этой ночью. Чтобы избавиться от охватившей меня горькой печали, я двинулся через снежные завалы к кораблю. Обшивка его уже покрылась легкой изморозью, и когда я подошел ближе, распахнулся входной люк, из которого скользнул трап, легко коснувшийся льда. Первой в проеме люка показалась Ланг Хео Хью, конечно, совершенно не изменившаяся со времени нашей последней встречи, которая состоялась три года назад для меня и лишь пару недель для нее. Увидев меня, и Фейкса, и всех прочих из сопровождавшего меня эскорта, она остановилась у подножия трапа и торжественно произнесла на кархидском языке:
— Я пришла с дружбой.
Для нее все мы были чужими. Я дал возможность Фейксу первым приветствовать ее.
Он представил меня ей, и она подошла, протягивая мне правую руку, как это принято у нас, но вглядевшись в мое лицо, она воскликнула:
— О, Дженли! Я не узнала тебя! — Было так странно после столь долгих лет услышать женский голос. И остальные, подчинившись моему совету, вышли из корабля: малейший признак недоверия в этом смысле мог бы обидеть сопровождающих меня кархидцев, нанести урон их шифтгреттору. Все высыпали наружу, встречая кархидцев с изысканной любезностью. Я знал всех членов экипажа, и все же мне было так странно смотреть на них. Странными были их голоса для меня: то слишком низкими, то излишне высокими. Они казались мне группой больших и странных животных двух видов: большие обезьяны с умными глазами, в которых светится похоть, ибо все они в кеммере… Они жали мне руки, притрагивались ко мне, обнимали меня.
Я постарался взять себя в руки, и пока мы ехали на вездеходе обратно в Эренранг, торопливо изложил Хео Хью и Тюлье самое важное, что им нужно было знать о ситуации, в которой они оказались. Когда мы прибыли во Дворец, я сразу же пошел к себе.
Появился врач из Сассинота. Его тихий голос, и его лицо, молодое серьезное лицо, не мужчины и не женщины, а просто человеческое лицо вселили в меня спокойствие и дали облегчение… Но, посоветовав мне улечься в постель и дав мне какие-то слабые транквилизаторы, он сказал мне:
— Я видел ваших друзей Посланцев. Как чудесно, что к нам спустились люди со звезд. И я при жизни успел увидеть их!
Он был полон восхищения и отваги, которые так высоко ценимы духом Кархида — да и людьми тоже — и хотя я не мог разделить его чувства, что-то объяснять ему, спорить с ним было бы актом невежества. И я сказал, вложив в свои слова полную искренность, хотя и сам не очень верил в нее:
— Это в самом деле восхитительное событие для всех — открытие нового мира, нового человечества.
В конце весны, когда месяц Тува подходил к завершению, разлив весеннего половодья вошел в берега, снова освободив дороги для путешествия, я взял отпуск в моем маленьком посольстве в Эренранге и двинулся на восток. Мои люди ныне были во всех уголках планеты. После того, как нам было разрешено пользоваться воздушным транспортом, Хео Хью вместе с тремя другими взяла аэрокар и полетела в Сит и на Архипелаг, которых я совершенно не знал. Другие были в Оргорейне, а еще двое в Перунтере, куда весна приходит на несколько недель позже. Тюлье и Ки'эста прекрасно чувствовали себя в Эренранге и могли справиться с любыми сложностями. Все шло спокойно. Кроме того, корабль, который сразу же отправился на Зиму с космодрома одного из его ближайших соседей, не мог прибыть раньше, чем через семнадцать лет по планетарному времени, ибо Геттен был маргинальным миром, находившимся на самом краю пределов обитаемых миров. За ним располагался Приток Южного Ориона, а за ними не было обнаружено ни одного мира, населенного людьми. От Зимы до самых развитых миров Эйкумены лежал долгий путь — пятьдесят лет до Хайн-Давенанта, колыбели нашей расы, а чтобы добраться до Земли, потребовалась бы целая жизнь. Спешить было некуда.
