Федор Кабарин - Сияние базальтовых гор (Художник Б. Бобров)
Окончив запись, Владимир Петрович закурил папиросу и задумался над тем, какое действие произведёт такая бомбардировка стратосферы зимой в зоне продолжительных снегопадов и метелей… «Что она вызовет, — думал он, — дождь, снег или град?»
ГЛАВА XV
НОЧЬ ВОЛШЕБНОГО СВЕТА
Наблюдая за подвыпившей компанией, Ярусов про себя думал, насколько каждый из них подл и ничтожен. И в нём проснулось мальчишеское озорство, хотелось пощекотать нервы этих бездельников, зло подшутить над ними. Но спохватившись и посмотрев на часы, он учтиво извинился перед занимавшими вместе с ним столик дамами и вышел в фотолабораторию.
— Я не обнаружил в архиве негатива нужного снимка, — пояснил фотограф, — пришлось переснять копию.
Добавив ещё пару кредиток фотографу и получив снимки, Ярусов закрылся в своём номере.
Долго и внимательно рассматривал Ярусов заинтересовавший его снимок офицера-иностранца, не то итальянца, по внешности, не то испанца, по мундиру, но не мог прийти ни к какому выводу. Так, склонившись над фотокарточкой и думая, он подрисовывал мягким карандашом штатский костюм вместо военного, стараясь узнать незнакомца по штатской одежде. Точно электрический ток, пробежала в сознании догадка.
— Таберидзе! — почти вскрикнул Ярусов и пугливо оглянулся на входную дверь.
Сомнений не оставалось. Это был он, агроном-цитрусовод Таберидзе, в мундире офицера испанского легиона.
На другой день Ярусов снова начал разглядывать фотоснимки. Дорисовав по памяти костюм, в котором он в последний раз видел Таберидзе, он широко улыбнулся, думая: «Это, безусловно, он, Таберидзе… Но кто с ним в компании, на кого эти люди работают?» Он занялся пристальным изучением другого снимка, припоминая, с кем из знакомых ему лиц схожи эти подвыпившие физиономии.
— Ба-а-а! — удивился Ярусов. — Да это же начальник АХО института ЦАВИ и его супруга Фаина Григорьевна — заведующая библиотекой института. Но как мог этот снимок попасть в «Лесную каравеллу», ведь начальник АХО никуда не выезжал за последние пять лет? Где они сфотографированы, за чьим семейным столом? — Постой, постой, — оказал он громко, — а брюнет-то ка втором снимке совсем не тот, не Таберидзе, хотя и похож. Кто же это?
Напрасно Ярусов напрягал память. Он не знал в лицо Эмиля Фирсун. А па фото был именно он. Но и Фирсун не смог бы объяснить, как этот снимок попал в «Лесную каравеллу». Хотя, хорошенько вспомнив, под тяжестью неопровержимых улик, он мог бы сказать, что плёнка, на которую им были засняты чертежи инженера Споряну и «серебряная свадьба» начальника АХО института ЦАВИ, была продана им разведцентру «ОСТ».
Не придя ни к каким выводам о личности жгучего брюнета, Ярусов спрятал снимки, составил подробный текст шифровки и, взяв бланки радиограмм, напечатал на дорожной машинке шифровку, потом телеграмму-шутку, предвкушая её воздействие на ресторанную компанию. Телеграмма-шутка гласила:
«Лесная каравелла», Юлиану Тамманису. Ровно семь часов пулковскому 21 июня слушайте важную передачу девятнадцать пять десятых. — Редакция».
Спустившись вниз, Ярусов положил телеграмму в руку коридорного вместе с долларовой бумажкой и объяснил, кому вручить. Присев к одному из столиков и не скрывая приподнятого настроения, Ярусов небрежным жестом подозвал официанта, заказал бокал вермута, продолжая наблюдать за компанией Юлиана. Минуты через две коридорный появился в зале и произнёс нараспев:
— Юлиану Тамманису, молния!..
Весь зал настороженно обернулся, наблюдая за нетерпеливо скользящим взглядом Юлиана Тамманиса. Пробежав депешу, редактор порывисто встал и громогласно объявил:
— Господа, дорогие дамы! Сенсация, важная сенсация… — Он громко прочитал вслух текст телеграммы и, обведя зал наполеоновским взглядом, важно опустился в кресло, добавив многозначительно: — Скоро услышим новости.
Ярусов посмотрел на часы: по пулковскому времени, было без десяти семь.
Через несколько минут компания Юлиана, а по её примеру и весь зал наполнил бокалы. Предложил своим собеседникам тост за предстоящую сенсацию и майор Ярусов.
Часовая стрелка приближалась к цифре 7 В зале установилась напряжённая тишина. Все следили за часами.
Наконец полилась мелодия их боя. Все поднялись с бокалами в руках. Стоял с бокалом в руке и улыбающийся Ярусов, чувствуя себя в этот момент именинником. Он с волнением ожидал, думая: «Сейчас, через секунду…» Под сводами «Лесной каравеллы» полились звуки далёкого джаза. Собеседники Тамманиса переглянулись, пожимая плечами. На второй минуте мелодия бравурного джаза утихла и раздался отчётливый голос диктора: «Внимание! Внимание!
Говорит…» И вдруг слышимость пропала. Вперемежку с грозовыми, всё нарастающими разрядами удалось разобрать ещё несколько слов: «…испытание двигателей… двадцать тысяч километров… одним центнером топлива…» Грозовые разряды совершенно заглушили слышимость. Репродукторы заполнили зал завывающим стоном и грохотом. Однако и отрывки фраз произвели сильное впечатление. Все сидели молча, затаив дыхание, впившись глазами в висевшие на стенах репродукторы. Вдруг чей-то голос разорвал напряжённую тишину зала:
— Смотрите, смотрите! Какая молния!
Все устремились к окнам. Где-то за Базальтовыми горами, а может в них, неслись в высоту яркие полосы света, точно лучи мощных прожекторов. Через несколько мгновений в далёком небесном пространстве полыхнуло огромное зарево, заставившее всех зажмуриться.
Обитатели «Лесной каравеллы» сначала затихли в немом изумлении, потом начали шумно делиться впечатлениями. Но там, где пять минут тому назад разверзлись небеса, уже стояла непроглядная туча, раздираемая докатившимися до «Лесной каравеллы» раскатами грома.
— Ну и гроза… — произнёс кто-то нараспев, не скрывая своего удивления.
Через 10-15 минут набежал порыв ветра. Захлопали створки окон, входные двери. По стёклам, желез ной крыше забарабанил всё нараставший дождь.
К утру он достиг небывалых в этих местах размеров. Люди забыли о веселье, отдыхе и сне. По коридорам поползли плоды фантазии перетрусившей публики.
Дождь, не утихая, лил сутки. Горные потоки бушевали, заглушая говор людей, заполняя гулом водопадов всю долину.
Израсходовав плёнку и сделав нужные записи, Ярусов вернулся в номер и лёг на кровать, перелистывая журнал и припоминая, как пристально смотрел на него барон фон Бретт, как поменялся местами за своим столиком с одним из собеседников и весь вечер шептался с ним? «Что означает этот кивок в мою сторону, — думал Ярусов, — сидевшего с ним человека с картонным лицом?.. Уж не замышляется ли что против меня?..» Перебирая в памяти последние, самые важные данные, полученные от Энрике Томмаха, он отметил про себя: «Значит, «Консул»-это Таберидзе, резидент разведцентра в Самгуни; учёный Эмиль Фирсун — шпион, по кличке «Брюнет-прима»… Любопытно.