Джон Мини - Фактор жизни
Том остановился, замерев в оборонительной стойке, готовый в любой момент к отражению удара.
— Сейчас ты ее увидишь… — Оракул усмехнулся в бороду. — Она всегда со мной.
Резко повернувшись, так, что плащ закрутился вокруг бедер, он размеренным шагом направился прочь по блестящим каменным плитам.
Инициатива была утеряна напрочь. Тому оставалось только идти следом.
* * *
Овальной формы кристалл, цветом похожий на сапфир и заключенный в округлое золотое обрамление, был прикреплен к чаше-постаменту, украшенному резьбой в стиле барокко, и инкрустирован незнакомыми драгоценными камнями, переливающимися всеми цветами радуги. Кристалл был центром помещения: все вокруг — округлые опоры, потолок с расходящимися из центра лучами и пол, выложенный концентрическими кругами из белых и голубых плиток, — было расположено вокруг него.
Чем ближе подходил Том, тем прохладнее становился воздух. Бусинки влаги усеивали поверхность кристалла, мешая рассмотреть заключенное внутри темное образование.
Это был криосаркофаг.
— Ты смеешь!.. — Том прыгнул вперед, занося меч для разящего удара.
Оракул сделал едва уловимое движение в сторону — так, будто он точно знал, каким образом Том будет действовать. Один из перстней на его руке вспыхнул голубым, и вокруг саркофага начали разворачиваться голограммы.
«Сконцентрируйся!» — приказал себе Том, но на периферии его зрения уже появился дисплей, на котором медленно сменялись колонки цифр.
Том опустил меч и присмотрелся.
И все понял: изменялись только данные о состоянии сосудов и процессе кровообращения.
Церебральные же показатели практически не менялись. Только в глубине заднего мозга можно было заметить кое-какую активность.
— Ты говорил, что она жива!..
— Разве? — сказал Оракул, и печаль, зазвучавшая в его голосе, разлилась по всей комнате и слилась со вновь наступившей тишиной.
В голове у Тома все перемешалось, и он уже не понимал, что сказал Оврезон, а что придумал он сам, Том.
— Автоматы следят за тем, чтобы ее тело оставалось живым, — добавил Оракул. — Она утратила способность осуществлять только высшие функции.
— Я вижу, — пробормотал Том и мысленно позвал: «Мама!»
— Она мертва уже семь лет, — отозвался Оракул. Будто странное, неправильное эхо…
Стерев влагу с кристалла, Том увидел высокие скулы, гладкую кожу и полные розовые губы. Верхняя губа слегка выдавалась над нижней. Глаза закрыты. А волнистые волосы были все так же медно-рыжими.
«Как она молода!» — потрясенно подумал Том. — Сколько ей могло быть лет, когда родился я?»
На этот вопрос у него не имелось ответа, но сейчас, заключенная в объятия смерти, она выглядела не больше чем на десять лет старше Тома.
— Смерть — всего лишь точка, — в улыбке д’Оврезона не было и намека на человечность, — в конце предложения жизни.
А затем, безо всяких жестов со стороны Оракула, все голограммы исчезли.
Это была древняя, запрещенная техника: прямой ментальный контроль за системами терраформера.
Появились новые дисплеи.
— Это факт, Том, — сказал Оракул.
«Это факт, — мысленно повторил Том. — Сводки фактов. Сводки фактов и новостей».
— Некоторые тратят массу времени, — сказал Оракул, — занимаясь лишь пассивным наблюдением за реальными человеческими жизнями.
«Некоторые тратят массу времени, — подумал Том, — на аналитические сводки… А также на политические речи. На собрания и церемонии. На уголовные суды и наказания слуг. На невнятные публичные исповеди и гонки по туннелям. И на военные действия».
— Наверное, это кажется тебе ужасным, — сказал Оракул.
Тысячи теней отражались на поверхности синей кристаллитной оболочки.
А в холодновато-умных глазах Оракула опять появился какой-то нечеловеческий отблеск.
— Наверное, это кажется тебе ужасным, мой юный друг… Но ты никогда не сможешь понять этого.
Том отвел глаза от саркофага:
— А разреши, я попытаюсь.
— Не стоит!
— На этот раз твое сознание обманывает тебя, — сказал Том тихо. — Бедный, бедный Оракул!.. Ты живешь тем, что составляешь сводки новостей, которые якобы «помнишь» увиденными в будущем. — Том позволил себе легкую, едва заметную улыбку. — В том самом будущем, которое давно загнало тебя в ловушку.
— Если бы ты мог помнить момент собственной смерти, — тон Оракула был холоднее саркофага, — твоя… — последовала легкая пауза, пока Оракул искал слова, — твоя точка зрения изменилась бы.
Том взглянул на зажатый в кулаке меч, а затем пристально посмотрел в глаза Оракула:
— Зато я предвижу твою смерть.
— Она придет через много лет, — в тихом голосе д’Оврезона снова зазвучали нотки грусти. — Через много лет после твоей, Том.
— Ты можешь называть меня лордом Коркориганом, — произнес Том, вновь поднимая оружие.
Оракул отступил сквозь тихо движущиеся голограммы к опорам, подпирающим арку. Его широкие плечи и красивое лицо на мгновение оказались в центре водоворота, из которого вдруг высунулась детская ручка. Том замер.
— Ты узнал? — спросил Оракул.
— Да, — Том нахмурился. — Владение графа Болтривара. Наводнение. Оно уже случилось? Или еще будет?
Ответом ему был полусмешок:
— Мой прогноз немного отличается от твоего.
«Пора» — решил Том.
— Ты мертвец, Оракул! — И сделал внезапный выпад. Оракул немного сдвинулся в сторону, и Том чуть было не ударил по тому месту, где Оврезон только что стоял.
— Извини, Том! Соблюдай регламент… Перерыв — две минуты.
Том был готов ударить снова, но внимание его привлекло какое-то движение, и он замер, увидев, как кристалл превращается в жидкость и стекает в огромную золотую чашу, на которой стоял саркофаг.
Потянуло холодом.
О Судьба! Это было невероятно!
Умершая мать медленно села, повернулась и широко открыла глаза. Они были синими, как небо Земли.
— Том?!
Ее стало отчетливо видно. А мягкий голос был таким же близким, как собственное дыхание.
— Это действительно ты?
Глава 46
Какая мерзость!
У Тома перехватило дыхание, и он с трудом заставил себя заговорить.
— Как ты это делаешь?
Не обращая на него внимания, Оракул подошел к саркофагу.
— Не стоит вставать, любовь моя. — Он нежно взял руку матери.
У Тома все закружилось перед глазами. Цвета сменяли друг друга с калейдоскопической быстротой. Голубой… золотой… белый… медно-рыжий… опять голубой. В голове зашумело.
