Кэролайн Черри - Черневог
Петр разводил огонь и приглядывал за Черневогом, в то время как Саша находился с наружной стороны стен и старался завести лошадей внутрь защитного круга, расправляя молоденькие березки и подвязывая их с помощью обрывков веревки и желая добра всему живому, что являлось прямой противоположностью смерти, а особенно противоположностью тому черному колдовству, с которым имел дело Черневог.
Черневог же сидел в противоположной от Петра стороне, против стены, на которую падало тепло от горящей топки, подвернув под себя ноги. И хотя его глаза были открыты, он так ни разу и не пошевелился с тех пор, как сел.
— Там есть парусина, — сказал Петр. — Ты можешь завернуться в нее, понял.
Черневог никак не показал, что слышал его слова. Его тонкая рубашка казалась явно недостаточной защитой против холода и тумана.
Петр швырнул в его сторону ветку. Если Черневог раздумывал об очередной проделке, то Петр не испытывал никакой склонности к тому, чтобы позволить ему спокойно продолжать свое занятие.
— Парусина, — повторил он, — вон там, рядом с тобой. Или мерзни, меня это не волнует.
Он подумал про банника, или вернее про странное виденье, кем бы оно ни было, продолжая удивляться Ивешке и всему тому, что он еще показал им. Он прислушался к сашиным шагам в темноте, за стенами бани, и подумал, что пора бы малому вернуться сюда, потому что его не оставляли дурные предчувствия.
Неожиданно до него донесся голос Черневога:
— Я действительно любил Сову.
Это прозвучало как обвинение. Это было похоже скорее на жалобу, и поэтому было еще хуже. Но Петр не хотел спорить об этом именно здесь и сейчас, когда все еще было так живо в памяти, и держал рот на замке.
А Черневог продолжал:
— Я хотел получить Ивешку. Я дал бы ей все, о чем бы она ни попросила.
— Замолчи, Змей. Ты выведешь меня из равновесия, если будешь продолжать.
— А она хотела тебя. Я никак не мог понять этого.
— Зато я могу. Прекрати, ты на самом деле можешь разозлить меня. И ты продолжаешь делать это.
— Но ведь тебе нужно так немного.
— Саша! — закричал Петр.
Некоторое время он не мог справиться дыханьем, затем оно наладилось, и в этот момент Саша вбежал в баню.
— Петр?
— Змей… Он пытался что-то сделать. — Петр все еще с трудом переводил дыханье, оно было коротким и прерывистым. — Но я не знаю, что именно.
— Я очень сожалею, — сказал Черневог. — Ты просто напугал меня.
— Я мог напугать тебя, подумать только! — Петр подбросил еще дерева в топку, надеясь, что ничего не произошло и ничего волшебного само по себе не проникло в него помимо сашиного внимания. — Прекрати испытывать на мне свои желанья… Саша, я не знаю, что именно он подстроил, но что-то он сделал.
Саша присел на корточки и положил руку ему на плечо, но тошнота, разлившаяся по желудку, не проходила. И Петр подумал, что желания совсем необязательно должны все время находиться внутри кого-то, их нельзя обнаружить, как например занозу или синяк. Они всего-навсего лишь поджидают тебя где-то на дороге, а потом тут же набрасываются, как только приходит время.
— Все хорошо, — сказал Саша.
— Я чертовски надеюсь, что это так. — Он движением плеча освободился от сашиной руки, как бы желая забыть недавнее беспокойство — Ты уже закончил там?
— Почти… Но я не почувствовал, что он сделал хоть что-то, Петр.
Итак, он проявил себя как дурак, если только Саша действительно знал все о происходящем. Петр надеялся на это, но все-таки не был полностью уверен: ни в чем нельзя быть уверенным, когда имеешь дело с Кави Черневогом.
— Сейчас со мной все хорошо, — сказал Петр. — Иди, продолжай свою работу. Одна змея у нас уже есть, не хватало нам, чтобы сюда заползла еще и другая.
Саша чуть сжал его плечо, поднялся и сделал что-то, чего Петр даже не успел понять: Черневог выбросил вверх руку, будто защищаясь от удара, и сказал:
— Я не трогал его.
— Скорее всего, он ничего не делал, — с кажущейся неохотой произнес Петр.
На какое-то время Саша остановился, а Черневог пристально смотрел на него с мрачным, вызывающим выражением.
Это было продолжение войны, решил Петр. Он встал, с мечом в руках, и сказал:
— Змей, веди себя как мы договорились, или я снесу тебе голову. Слышишь?
Черневог даже не взглянул на него в этот момент. Затем его глаза медленно двинулись, пока не остановились на нем. И тут же Петр почувствовал неожиданное головокружение и холодок возле сердца. Каменный пол под ним начал подниматься, меч со звоном ударился о камни, и он увидел что Черневог встал, а Саша повернулся к нему.
— Черневог! — пронзительно закричал он.
— Не пытайся сразиться со мной, — сказал Черневог, но даже сама мысль об этом была никак не легче, чем само сражение.
— Будь ты проклят, — выкрикнул Петр и попытался продолжить начатое: он ухватился за меч и поднял его вверх, но было трудно предположить, что Черневог собирался причинить какой-то вред им обоим: Черневог очень нуждался в них, а все, что интересовало его, находилось в сохранности.
— Я думаю, что у нас вполне достаточная защита, этот твой соляной круг, — только и сказал колдун. — Спасибо.
Папа не воспитал бы такую дурочку, которая могла бы подойти к любой незнакомой двери и постучать. Ивешка присела на опушке и прислушалась к тишине. То ли Гвиур уполз куда-то, то ли затаился где-то и лежал там тихо, как только мог. Не было и никаких признаков оборотней: их отсутствие теперь означало, что они были не к добру. И если только водяной сказал ей правду о том, что Петр и Саша находились в компании с Черневогом, она не сомневалась, откуда исходила опасность.
Она бы пожелала что-то против этого, если бы… если бы это место подходило для таких опрометчивых поступков. Посылать желания в таком месте было столь же безрассудно, как и говорить вслух.
Черт возьми, ей действительно не нравился этот странный дом у подножья холма, как не нравилось и то, что Гвиур исчез, как не нравилось и не покидавшее ее ощущение, что кто бы ни жил в этом доме, он был осведомлен о ее присутствии здесь.
А почему нет? Ведь Гвиур наверняка наблюдал за всем этим.
Она сцепила руки и прижала их к губам: сейчас ей очень хотелось узнать, как можно осторожней, что было в этом доме, но так, чтобы не оказаться в западне, то есть совершить небольшую кражу со взломом, как назвал бы это Петр, но при этом постараться вообще не дотронуться до двери.
«Ах», — услышала она внутри себя чей-то голос, — «вот ты где».
Она отшатнулась назад, тут же почувствовав волшебство, еще более сильное, чем то, которое некогда использовал Кави.
Все тот же голос продолжал: «О, не будь дурочкой. Ведь нет никакой пользы в том, чтобы сидеть там в темноте. Войди в дом. Я не кусаюсь».
