Роберт Сойер - Мнемоскан
— Ну же, миз Бесарян! Вам не хватает слов? Вам, профессиональному писателю?
— Это… гмм…
— Это очень простой вопрос: должно быть что-то, чего у вашего ликвидированного плода не было, но есть у вас. Иначе вы оба были бы личностью — в соответствии с вашим собственным моральным кодексом.
— У меня есть жизненный опыт.
— Однако он не ваш. То есть, это не опыт, накопленный непосредственно тем… той конструкцией, что находится сейчас перед нами. Этот опыт был скопирован в вас из настоящей Карен Бесарян, ныне покойной, верно?
— Он был перенесён из той прежней версии меня с её согласия и по её явно выраженному желанию.
— Нам приходится верить вам на слово, верно? Ведь — простите меня, но ведь настоящая Карен Бесарян мертва, не так ли?
— Я знала, что моё тело приходит в негодность; именно поэтому я организовала перенос в это долговечное тело.
— Но было перенесено не всё, не так ли?
— О чём вы?
— Я о том, что воспоминания миз Бесарян были перенесены, однако тривиальные мелочи, скажем, содержимое её желудка на момент переноса, не были воспроизведены в копии.
— Ну… нет, не были.
— Конечно же не были. Ведь они несущественны. Как, скажем, морщины на лице оригинала.
— Я заказала более молодое лицо, — твёрдо ответила Карен.
— Ваша честь, вещественное доказательство ответчика номер двенадцать — фото Карен Бесарян, сделанное в прошлом году.
На телестене появилось лицо Карен. Я уже и забыл, какой невероятно древней она выглядела раньше: белые волосы, изрезанное морщинами лицо, полупрозрачная кожа, глаза, казалось, слишком маленькие для своих орбит, кривая улыбка жертвы инсульта. Я непроизвольно отвёл глаза.
— Это вы, не так ли? — спросила Лопес. — Ваш оригинал?
Карен кивнула.
— Да.
— Настоящая вы, вы, которая…
— Возражение! — воскликнул Дешон. — Ответ дан.
— Принимается, — сказал Херрингтон.
Лопес склонила голову.
— Хорошо. Простите меня за прямоту, миз Бесарян, но вы, очевидно, решили не пользоваться услугами пластической хирургии.
— Я не сликом тщеславна.
— Достойно восхищения. И всё же, вы явно считаете, что лишь некоторые части вас являются вами-настоящей, правда? Итак, какая же, по-вашему, часть имеется у вас, но отсутствует у плода, чьё развитие было прервано?
— Разум, — сказала Карен. — Если бы перед вами сидела копия нейронных связей плода, вы вряд ли наделили бы её каким-то особым статусом.
— То есть личность создаёт интеллект, так по-вашему? — спросила Лопес, приподнимая брови.
— Гмм… да.
— И поэтому плод не является личностью?
— Да. — Вот это моя Карен: семь бед — один ответ. Я услышал, как некоторые из присутствующих в зале резко вдохнули. — Я имею в виду, — продолжала Карен, — что он является сейчас, с точки зрения сегодняшнего закона, но…
— Но вы с этим законом не согласны, верно?
— Женщины долго и упорно сражались за право на контроль над собственным телом, миз Лопес. Я признаю, что вещи несколько изменились с тех пор, как я была молода, но…
— Нет-нет-нет, миз Бесарян. Вы не можете обвинять сегодняшнее общество в узости мышления; мы расширили понятие того, что является человеком, по сравнению со временами вашей молодости. Мы раздвинули рамки так, что теперь они включают и плод.
— Да, но…
— О да, мы их расширили в направлении, которое вам, видимо, не по душе. Мы защищаем новорожденных младенцев; вы бы это отменили и взамен позволили бы людям цепляться за некую разновидность псевдожизни на другом её конце, не так ли? Первые девять месяцев — это слишком много, а вот девять дополнительных десятилетий, и даже столетий, в синтетической форме, прилепленные с другой стороны — это разумно. Такова ваша позиция, миз Бесарян?
— Моя позиция, раз вы спрашиваете, состоит в том, что если закон признал за кем-то права личности, то эти права являются неотчуждаемыми.
Лопес, по-видимому, ждала именно этих слов Карен. Она практически прыгнула к своему столу и схватила планшет.
— Вещественное доказательство ответчика номер тринадцать, ваша честь, — провозгласила она, показывая его судье. Потом она перешла через «колодец» и положила планшет перед Карен. — Миз Бесарян, будьте любезны коснуться иконки «Информация о книге» и сказать суду, какая книга в данный момент открыта?
Карен подчинилась.
— «Словарь английского языка американского наследия», девятое полное издание.
— Очень хорошо, — сказала Лопес. — Теперь, пожалуйста, закройте это примечание и прочитайте текст в окне, что находится под ним.
Карен коснулась экрана, потом сказала:
— Это определение слова «неотчуждаемый».
— Именно так. Пожалуйста, зачитайте его.
— «То, что не может быть передано другому либо другим: неотчуждаемые права».
— То, что не может быть передано, — повторила Лопес. — Вы согласны с этим определением?
— Гмм… я уверена, что для большинства людей «неотчуждаемый» означает «то, что нельзя отнять».
— Правда? Не хотите проконсультироваться с другими словарями? Скажем, «Мерриам-Уэбстер»? «Энкарта»? Оксфордский? Все они загружены в этот планшет. Миз Бесарян, уверяю вас — они все дают одно и то же определение: нечто, что не может быть передано. И тем не менее вы сами только что сказали, что, по вашему мнению, права личности являются неотчуждаемыми.
Дешон развёл руками.
— Ваша честь, возражение — отношение к делу. Вы велели мне в первый день избегать мелочных семантических придирок, но…
— Простите, мистер Дрэйпер, — сказал Херрингтон. — Отклоняется. Аргумент миз Лопес бьёт прямо в цель.
Лопес кивнула в сторону судьи.
— Спасибо, ваша честь. — Она снова повернулась к Карен. — Ну так что же? Или мы в Стране чудес, где слово означает все, что мы хотим, чтобы оно означало?
— Не перегибайте, — предупредил Херрингтон.
— Простите, ваша честь, — ответила Лопес. — Ну так как, миз Бесарян? Должны права личности допускать передачу, или они, как вы сами сказали, являются неотчуждаемыми?
Карен открыла рот, но потом снова его закрыла.
— Всё в порядке, миз Бесарян, — сказала Лопес. — Ничего страшного. Я готова оставить этот вопрос риторическим. Я уверена, что достойные мужчины и женщины нашего жюри знают, как на него ответить. — Она повернулась к судейскому столу. — Ваша честь, сторона ответчика закончила опрос свидететей.
33
Внутри лунобуса, понятное дело, были камеры. Предполагалось, что сейчас они выключены.
Ага. Как же.
Я взял тюбик пасты для заделывания пробоин в скафандре и залепил объективы всех камер, проследив, как паста твердеет, и её поверхность становится матовой и гладкой. Незалепленной я оставил лишь камеру видеофона рядом со шлюзом — и он скоро загудел, сообщая о входящем звонке. Я нажал кнопку ответа, и на экране появилось лицо Габриэля Смайта.
