Вадим Проскурин - Восемь дней Мюллера
Лайма попыталась отдернуть руку, но недостаточно энергично, Константин успел ухватить ее за рукав.
— Ой, — повторил Константин. — Тут кровь… и слизь какая-то, мозги, что ли… А что у вас случилось?
Лайма вырвалась, вскочила и выбежала из комнаты.
— Пошел прочь, — сказал Мюллер Константину.
— Господин Мюллер! — воскликнул Константин. — Зачем вы так? Я ведь великое открытие сделал! Помните, мы с вами спорили, почему у меня больные мрут чаще, чем у вас? Так я нашел объяснение, боги тут ни при чем! Нормальное материалистическое объяснение…
— Давай лучше выпьем, — перебил его Мюллер. — Наливай.
Константин разлил вино по бокалам, они выпили.
— Ма-те-ри-а-лис-ти-чес-ко-е, — произнес Мюллер по слогам. Засмеялся чему-то своему и добавил: — Да, они такие.
Константину почему-то стало страшно.
— Я, пожалуй, пойду, — сказал он. — Лучше в другой раз.
— Это верно, — согласился Мюллер. — В другой раз точно лучше. Погоди! У тебя жена есть? Нет? А ты представь себе, что есть. Вот, допустим, у тебя есть жена, и, допустим, она умерла. Ты бы стал делать ей вскрытие?
— Не знаю, — растерялся Константин. — Это новомодная логическая задача? Господин Ион только сегодня спрашивал…
После этих слов Мюллер почему-то стал хохотать как сумасшедший.
— Новомодная задача, — повторил он, когда к нему вернулся дар речи. — Ну ты и сказанул! Новомодная, твою мать, ха-ха-ха!
— Я в другой раз зайду, — решительно заявил Константин.
Встал и вышел.
Мюллер проводил его жизнерадостным смехом. Затем крикнул:
— Эй, Лайма! Как думаешь, может человек жить без мозга? Ха-ха-ха!
Из спальни донеслись рыдания.
Мюллер перестал смеяться и пробормотал:
— Что-то я увлекся.
Взял со стола бутылку, отхлебнул из горла, закусил долькой яблока. Некоторое время неподвижно сидел, собираясь с мыслями, затем вздохнул и пошел в спальню успокаивать жену.
4
Они сидели перед камином и молчали. Время от времени Лайма тянулась к столику, куда раньше ставила вино, но сейчас там не было вина, а была чашка чаю. Лайма каждый раз удивлялась этому, хмурилась, испуганно-растерянно улыбалась, вздыхала, Мюллер гладил ее по колену, она вздыхала еще раз, прикрывала глаза и впадала в полудрему. Потом ее рука снова тянулась за вином, и весь цикл повторялся заново.
На очередном повторении Лайма встряхнулась и сказала:
— А помнишь, когда была революция, мы вот так же сидели в этом же самом месте, только у меня на руках Жан дремал, он совсем маленький тогда был. а перед тем Агата водила нас на ту встречу, ты кричал перед толпой про справедливость, а потом мы сидели, как сейчас, а я жаловалась… гм…
— Обещанного три года ждут, — процитировал Мюллер народную пословицу. — А богов, получается, ждут не три года, а пять. Ты только снова квасить не начинай, а то надоест Птаагу тебя спасать, что будем делать?
Лайма вздохнула.
— Прости, милая, — сказал Мюллер и погладил жену по руке. — Нервный я стал и неадекватный. Бывает, сам не понимаю, что говорю. Знаешь, как было страшно, когда ты умерла?
— Вот уж не знаю, — сказала Лайма и нервно хихикнула. — Даже думать боюсь. А я точно была мертвая?
Мюллер открыл рот, чтобы ответить, но Лайма приложила ладонь к его губам и быстро сказала:
— Нет-нет, не отвечай, не надо! Пока слово не сказано… Ты тогда говорил, реальность только в глазах смотрящего, другой реальности нет. И кого ни возьми, любой может оказаться не настоящим человеком, а имитацией, чтобы другие… ну, ты помнишь… Я тогда не поняла, а теперь начинаю понимать, кто из нас настоящий, а кто нет…
— Вот только не делай поспешных выводов, — сказал Мюллер. — То, что произошло, еще не означает…
— Сам выводов не делай! — перебила его Лайма. — Если это не означает, то что означает тогда? Я ведь мертвая была! Ты мне скажи, человек без мозга мыслить может?
— С божьей помощью человек все может, — сказал Мюллер.
Лайма поморщилась и воскликнула:
— Давай только без демагогии! Ты не на встрече революционеров! Это же уму непостижимо! Если мой мозг заспиртован у тебя в банке, тогда что у меня в башке?
— Не знаю, — пожал плечами Мюллер. — А ты уверена, что хочешь знать ответ?
Лайма протянула руку за стаканом, тронула чашку с чаем, удивленно подняла брови, затем вздохнула.
— Твой мозг — не самое странное в мире, — сказал Мюллер. — Ты никогда не задумывалась над странностями истории нашей Родины?
— Нет, — покачала головой Лайма. — А что там странного?
— Империя существует много тысячелетий, — сказал Мюллер. — И большую часть этого времени ничего не происходило. Императоры сменяли один другого, набегали степняки и пираты, восставали провинции, но принципиально нового ничего не происходило. А лет тридцать назад оно начало происходить. Вечный мир со степняками — раз, пиратское гнездо прямо в Палеополисе — два, колонизация заморских владений — три, революция — четыре.
— Растаманок забыл, — вставила Лайма.
— Растаманок не забыл, — возразил Мюллер. — Они не принципиально новые, раньше похожих ересей было полно. И волшебство творили, и конец света пророчили…
— Думаешь, пророчество про Омена ложное? — спросила Лайма. — Все сходится…
Мюллер вздохнул и некоторое время молчал. Затем сказал:
— Ты права, сходится. И знаешь, что меня больше всего беспокоит? Две вещи. Во-первых, все то, что я перечислил, происходило через равные интервалы времени — через пять лет.
— А вот и нет! — возразила Лайма. — От плавания «Джунфлавера» до революции прошло лет десять или даже одиннадцать.
— А это вторая вещь, которая меня беспокоит, — сказал Мюллер. — Каждые пять лет в моей жизни случается какое-то потрясение, я молюсь Птаагу, и тогда в моей жизни происходит чудо и все это сопровождается каким-нибудь потрясением в империи. И всегда одно привязано к другому. Накануне последнего набега степняков я был в Роксфорде.
— Ух ты! — воскликнула Лайма. — Как тебе повезло! Погоди… Ты же совсем маленький тогда был…
— Пять лет, — кивнул Мюллер. — Тогда я помолился Птаагу в первый раз.
— Чтобы он спас тебя от набега? — спросила Лайма.
— Не совсем, — покачал головой Мюллер. — Все было сложнее, но получилось именно так, как ты говоришь. Он действительно спас меня, но иногда мне кажется, что набег степняков тоже устроил он. Чтобы прикрыть мое бегство из Роксфорда.
— Как прикрыть? — не поняла Лайма. — От чего?
— Не бери в голову, — махнул рукой Мюллер. — Долго объяснять, да и не нужно. Наверное, ты права, у меня бред, мания величия. Каждому хочется верить в свою исключительность и все такое прочее… Но ты была мертва! Твой мозг заспиртован в банке! Это чудо, его нельзя игнорировать! И раз оно совершилось по моей мольбе, значит, я избран Птаагом! Для чего?
