Алексей Корепанов - Время Чёрной Луны
Мы были в Учреждении.
Оказывается, оно находилось совсем рядом – что там те шесть-семь троллейбусных остановок от моего жилья? – оказывается, я не раз проходил мимо… но ведь надо было еще и знать, где искать его…
А теперь предстояло верно определить направление. Мы стояли в темноте – окно тоже полностью растворилось в ней – и я прислушивался к себе. Совет беджа пригодился – что-то подсказывало мне, что сначала нужно сделать четыре шага вперед, потом два влево, потом один вперед, опять два шага влево, и еще раз вперед – ровно два шага, и этого будет достаточно. И еще что-то подсказывало мне, что попади я в Учреждение в другой раз – схема передвижения окажется иной. Очень тонкое это было дело…
Я накинул куртку, нашарил руку Иллонлли и медленно проделал необходимый путь.
«Ган-н-н-н», – невидимый серебряный молоточек ударил в серебряный рельс и черная завеса лопнула и разошлась в стороны, открыв устеленный красной ковровой дорожкой широкий освещенный коридор. Коридор был безлюден.
Собственно, никакого плана действий у нас опять не было, поэтому я не решался выйти на освещенное пространство до тех пор, пока завеса не начала сдвигаться. Иллонлли подтолкнула меня в спину, я сделал шаг вперед и оглянулся. Сзади оказались обыкновенные полированные двери лифта с белой кнопкой вызова кабины. Опережая меня, Иллонлли вдавила кнопку – и дверцы с легким шорохом послушно разъехались в стороны, открыв обрамленную высокими – от пола до потолка – зеркалами кабину с пятью рядами кнопок; на нижней кнопке самого дальнего от нас ряда золотились пятерка и ноль – лифт был рассчитан на пятьдесят этажей, хотя это, конечно, вовсе не означало, что именно такой была высота или глубина Учреждения. В зеркалах отразились я (лоб разбит, сапоги перепачканы грязью) и Иллонлли (ссадина на колене, куртка в паутине). Арбалеты наши выглядели довольно жалким оружием. Дверцы вновь закрылись и кнопка погасла.
– Что ж, будем знать, где искать лифт, – бодро сказал я. Слишком бодро.
– Не паникуй раньше времени. – Девушка стряхнула с куртки паутину, поправила волосы и взяла арбалет наизготовку. – У нас есть неплохое преимущество – внезапность.
Она вдруг погладила меня по плечу.
– Не расстраивайся, Доргис. Будем мы еще есть мою кнапуйю и заедать твоей яичницей из пяти яиц.
За спиной у меня выросли крылья и я неслышно запорхал по коридору мимо темно-коричневых массивных дверей. Я помнил, что дверь Хрыкина У. Ф. имела номер двенадцать, но на этом этаже была принята иная система маркировки: лепестки, волнистые линии, какие-то многоточия и запятые, оперенные и не оперенные стрелки и прочая клинопись, ничего не говорящая непосвященному. Коридор то и дело разнообразился ответвлениями в виде холлов – мягкие кресла и низкие полированные столики с пепельницами под кадками с фикусами, пальмами и явно неземного вида растениями. Вообще Учреждение (по крайней мере, этот его уровень) казалось подобием чего-то до боли знакомого (и я знал, чего именно), а может быть воображение мое просто преподносило его мне именно в таком, привычно-обычном и очень приемлемом для восприятия виде.
Когда мы поравнялись с пятым или шестым холлом, Иллонлли предложила:
– Сядем, поговорим.
Мы устроились в податливых, обволакивающих тело креслах, положив свои допотопные арбалеты на колени. У меня почему-то появилось ощущение, что, проникнув в Учреждение в обход пропускного пункта (который, конечно же, должен был здесь иметь место), мы обезопасили себя от всяких подозрений со стороны сотрудников данного заведения. Впрочем, возможно, ощущение мое было ошибочным.
– Ты имеешь хоть малейшее понятие, где нам его искать? – спросила Иллонлли, пытаясь оттереть грязь со своих черных перчаток.
– Кабинет номер двенадцать. Во всяком случае, я беседовал с ним именно там. Хорошая у нас тогда получилась беседа…
– Доргис, милый, не отвлекайся. Ты запомнил дорогу в его кабинет?
– Видишь ли, меня вытряхнули из мешка и я очутился прямо возле его двери.
– Семь огненных плевальщиков! – выругалась (по-моему) Иллонлли. – Здесь же можно блуждать до бесконечности… Тише!
Она приложила палец к губам и скользнула за кадку с роскошнейшим диковинным растением, раскинувшим свои полосатые желто-голубые ветви чуть ли не на всю стену холла. Я устроился рядом с ней, держа арбалет наготове. Кто-то приближался к нам со стороны лифта
– слышались рокочущие голоса и какое-то повизгивание. Мы затаили дыхание, и все-таки я, не удержавшись, прижался губами к нежному и сильному плечу Иллонлли. Не знаю, надолго ли, но я хотел бы ощущать прелесть этого плеча в любых мирах…
Собеседники приблизились и, продолжая разговор, остановились у двери прямо напротив холла. (На ней было изображено нечто вроде двух лежащих друг на друге двоек с очень длинными хвостами – нумерация альдебаранцев? «Прием с девяти до восемнадцати» в исполнении марсиан?) Нам было хорошо видно их из нашего укрытия. Один из них, судя по всему, хозяин кабинета, коренастый крепыш в сером костюме, давал последние указания долговязому лысому очкарику в длинном сером плаще; тот одной рукой поддерживал нечто, напоминающее трехногий кактус, вкривь и вкось перемотанный веревками. Кактус пялился во все стороны квадратными подобиями глаз.
– По прибытии на место немедленно сообщить, – рокотал коренастый.
– Слышите, Зюрдимус, немедленно!
– Связь без помех, Ил Орантович, – рокотал в ответ долговязый. – Синьвик включается без переключений, с первого тыка.
– Но чтобы тык был именно первый, – внушительно сказал коренастый, уже открывая дверь своего обиталища. – С тыками еще нужно будет разобраться. Факты валом валят, а анализ отрицательный. Установить и пронаблюдать. В случае необходимости – дать сигнал спецкоманде. Синьвик как Синьвик – а эффекта пока никакого. Все понятно, Зюрдимус? Лично мне, независимо от результатов внедрения.
– Понял, Ил Орантович, – торопливо пророкотал долговязый. – Вперед, Синьвик!
Кактус качнулся, словно раздумывая, не упасть ли на ковровую дорожку да тут и пустить побеги, но, направляемый твердой рукой долговязого, все-таки двинулся по коридору. Они скрылись из поля нашего зрения, а хозяин кабинета, проведя ладонью по лацканам пиджака, некоторое время смотрел им вслед, а потом исчез за дверью с лежащими друг на друге хвостатыми двойками.
Может быть, и смешно это было, и несколько карикатурно, но всем своим повидавшим уже виды нутром чувствовал я, что не пародия это, не карикатура, не зарисовка на злобу дня, и что за всей этой разыгравшейся перед нами сценой стоят очень серьезные и далеко не веселые дела. Судьбы миров решались перед нами, на наших глазах, решались как бы мимоходом, и далеко не в лучшую (с моей точки зрения) сторону. За каждым произнесенным только что словом чудился мне недобрый выверт в развитии, отнюдь не приумножающий сумму Добра в нашей Вселенной… Наоборот…
