Виталий Вавикин - Блики, силуэты, тени
Впервые Дариус получил послание, когда ему исполнилось шестнадцать — робкая просьба исследователей позволить одному из них занять его тело. Они не могли обратиться к нему напрямую. Всех их безграничных знаний хватило лишь на то, чтобы вызывать на его теле сыпь, сложившуюся так, что можно было заметить в этом закономерность. Исследователи не знали языка, на котором говорит Дариус, — они не могли слышать, не могли думать, как думают люди. Чтобы узнать, им нужно было увидеть мысли человека, но и этого сделать помимо его воли они не могли. Исследователи изучили миллионы людей разных национальностей и рас, но так и не смогли понять этот странный язык общения, способный сжимать груды информации в крохотные символы, звуки. Да и не смогли бы исследователи общаться с людьми голосом, ведь у них не было для этого ртов. Поэтому оставались лишь эти странные послания, язык которых они почерпнули у слепцов. Вернее, не язык, а лишь набор символов, но исследователи надеялись, что верно истолковали их.
— Словно шрифт Брайля, — присвистнул дерматолог, изучая сыпь на спине Дариуса.
— И что все это значит, док? — спросил Дариус.
— Думаю, что ничего не значит. Просто забавное совпадение, — сказал врач.
Но уже в эту ночь Дариус увидел исследователя — призрака, явившегося ему в сгустках мрака. Сердце в груди тревожно екнуло и замерло. Неясный силуэт не был похож на человека — лишь дымка, но его движения были разумны. Дариус не сразу понял, что кричит: дико, истошно, пронзительно, будя родителей и младшего брата.
— Наверное, это был просто дурной сон, — сказал он наутро обеспокоенной матери, но в этот же день отправился в библиотеку и взял словарь для слепых.
Весь вечер Дариус провел перед зеркалом, пытаясь расшифровать странные послания, оставшиеся на его спине, но перевод не дал результата — лишь бессвязный набор букв, такой же неясный и расплывчатый, как явившийся ему ночью призрак. Но призрак решил, что Дариус понял его. Исследователь вернулся ночью и попытался проникнуть в сознание Дариуса. Два существа из разных Вселенных вступили в схватку: долгую, мучительную. И плоть оказалась сильнее энергии мысли. Исследователь ослаб, сдался. Вспыхнул, словно первые лучи рассвета напугали его, и погиб, растаял. Дариус видел, как другие призраки пришли, чтобы забрать своего сородича. Они стояли молча, переливаясь в молочном рассвете предстоящего дня.
— Кто вы такие? — хотел спросить Дариус, но боялся даже дышать, не то что говорить.
Он убил призрака, духа, посланца из другого мира, который хотел подчинить своей воле его тело. И теперь Дариус ждал отмщения, наказания за свою дерзость. Но исследователи не были убийцами. Их вело любопытство, а не ненависть. Они просто ушли. Забрали сородича и оставили Дариуса одного. Ушли в пустоту, растаяли в бликах зарождающегося дня.
Таким был первый контакт. Первый, но не последний. Неутоленное любопытство заставляло исследователей продолжать попытки. Все новые и новые послания появлялись на телах людей по всему миру. Все новые и новые жертвы приносились на алтарь познания. Снежный ком катился с подпиравшего небосвод склона, и ничто уже не могло остановить его. Призраки, тени. Они приходили в чуждый их пониманию мир с надеждой, что однажды найдется тот, кто впустит их в свой разум, позволит понять сложную простоту коротких жизней. И ради этого исследователи готовы были рискнуть всем, чтобы потом, когда любопытство будет утолено, пойти дальше. На другую планету, в другую Галактику или Вселенную, где властвуют иные законы и очаровывает иное великолепие и многообразие. И так до тех пор, пока не закончится отведенное им время.
История тридцать четвертая. Гамадипса
1
Вьетнам. Жара. Сырость. Птичий язык. Джунгли. Солдаты. Крестьяне. Дети. Фотограф. Женщина-гид. Мнонги. Культ духов природы. Длинные дома с соломенной крышей. Земледелие, охота, рыбная ловля…
Роман Остин не писал ничего конкретного. Ни о ком конкретно. Его интересовал весь Вьетнам в целом. Как не интересовала женщина-гид — Тиен, что означало «ангел» или «звезда». Его интересовали все женщины этой страны. Но всех женщин он не мог охватить, не мог уложить в свою постель, поэтому ограничивался Тиен. Она отдалась ему на третий день их совместной работы. Вернее, не отдалась. Нет. Сама овладела им. Страстно и яростно, словно азиатская кошка Темминки — скрылась в ветвях деревьев, подкараулила добычу, схватила и снова сбежала. Все произошло так быстро, что Остин растерялся. Вернее, растерялось его сознание — тело сработало безупречно. Потом все закончилось. Тиен слезла с него, вернулась на пассажирское сиденье рядом с водительским, где сидела минуту назад, и притворилась, что ничего не произошло, чирикнув на ломаном английском, что им лучше не делать длительные остановки на безлюдной вспоровшей джунгли дороге.
Затем была ночь в гостинице города Хошимин, из окна которой была видна протекавшая через город река Сайгон. Долгая и странная ночь, наутро после которой Тиен снова притворилась, что между ними ничего нет, а когда Остин попытался поцеловать ее, отстранилась и наградила таким взглядом, словно он был насильником на темной, безлюдной улице.
В тот день, когда нож в руке подростка, пробив Остину грудь, изменил всю его жизнь, Тиен тоже притворялась, что ничего между ними нет. Притворялась после пары минут безумной кошачьей страсти утром. Потом была дорога сквозь джунгли, деревня мнонгов, окраины поселения, дюжина фотографий, сделанных Остином для своей газеты.
На тот момент они жили в деревне мнонгов больше недели. Местные привыкли к ним, а кузнец после фотосессии, устроенной ему Остином, предложил разделить с ним свой скудный обед. Остин не возражал. Тиен выступала переводчиком. Иногда это был «испорченный телефон» — из-за того, что Тиен плохо знала английский, но как проводник она была безупречной находкой, показывая Остину такие районы и племена, о которых он никогда не слышал. Умирающие племена. Но так уж получилось, что именно подросток из умирающего племени изменил его жизнь.
Они приехали в поселение ближе к обеду. Тиен долго не могла получить у старейшины затерявшегося в джунглях племени разрешения на съемку. Остин оглядывался, жалея, что не позаботился о том, чтобы взять с собой хорошую видеокамеру — фильм мог бы получиться что надо. Особенно когда в хижину с закрытыми окнами отвели беременную женщину. Остин слушал ее крики, понимая, что ни одна фотография не сможет этого передать. Тиен подошла к нему и взяла за руку. Казалось, муки роженицы заворожили и ее. Потом, так же неожиданно, как и подошла, Тиен нырнула в заросли фикуса. Она обернулась лишь однажды, но этого хватило Остину, чтобы последовать за ней.