Дмитрий Хабибуллин - Тот День
Когда с переписью было покончено, за спинами вновь загудели механизмы ворот, только в этот раз их пасть закрывалась. О чем-то переговорив с караульными, Сергей подошел к святому отцу.
— Теперь можем идти. Мои люди пойдут с вами в столовую, накормят, а потом, думаю Иван Дмитриевич захочет с вами пообщаться, — подтвердил подозрения Георгия Сухарев.
— А вы? — спросил Соколов.
— Я пойду к шефу. Он сейчас на собрании. Попрошу его сделать перерыв, — ответил Сергей.
«Вот оно, — подумал Соколов, и аккуратно переспросил. — Собрание?»
— Да, за час до нас прибыли новенькие. Как только у нас пополнение, Иван Дмитриевич проводит общий сбор, — пояснил Сухарев, и указав на одного из стоящих неподалеку часовых, добавил: — А еще ребята с караула сказали, что какой-то парень покончил с собой.
— Печально, — вздохнул святой отец.
— Отец Гергий! — раздался голос Влада.
Обернувшись, Соколов понял, что его ждут.
— Ладно, увидимся позже, — сказал Сергей и скрылся в темноте.
Проводив человека взглядом, Георгий решил больше никого не задерживать и пошел в сторону ожидающих его людей.
— Ну что, ведите нас на откорм! — громко пошутил священник.
Последовал дружный хохот, и только один человек, как успел заметить Соколов, не выглядел особенно веселым.
На лбу девушки выступила испарина. С каждой минутой боль становилась все острее. Все глубже впивалась своими гнилыми зубами в ее измученное тело. Но она знала, это всего лишь первые, робкие знаки. И пройдет еще несколько мучительных часов, прежде чем она завопит от настоящей боли. Прежде чем ее накроет настоящей волной. Раньше действие белого порошка никогда еще не отступало так быстро. Всего шесть часов назад она сделала инъекцию, и вот над ее головой опять серое небо, и снова в голове черные мысли.
Она стояла в стороне. Никто не подходил к ней, не пытался заговорить. И это ее радовало. Минут через пять после того, как ворота «базы» закрылись, о чем-то переговорив с Сергеем, вернулся батюшка, и люди куда-то двинулись. Бодрову окликнули, и девушка безвольно поплелась в хвосте. Ей было все равно куда идти. Было безразлично, что делать. И все мысли занимало одно — отчаяние. Однако перед смертью, которую в этот раз она уж как следует схватит за гриву, девушка хотела переговорить с командиром лагеря. Хотела поделиться своими подозрениями.
— Вы чего такая пасмурная? — вдруг спросил кто-то.
Она и не заметила, как двое из команды Сухарева приотстали от своих и зашагали рядом.
— А куда мы идем?
— В столовую. Накормим, приоденем вас, — улыбнулся другой человек.
— Ясно, — ответила Бодрова, давая понять, что продолжать разговор она не собирается.
— Мы тут экономим электроэнергию, так что генератор запущен в щадящем режиме, — не обращая внимания на угрюмость девушки, продолжил первый голос. — Вон столовая, а по обеим сторонам от нее, два корпуса: заводской и главный.
— В главном пожар был, но только в правом крыле, а левое оказалось вполне пригодным. Там конференц-зал вообще не тронут, — продолжил его товарищ. — Ну, сами увидите.
Оторвав взгляд от асфальта под ногами, девушка заставила себя осмотреться. Судя по отчерченным мелом прямоугольным контурам, они шли по краю парковочной площадки. В темноте едва ли было что-то видно. Редкое освещение «базы» было стратегически размещено в самых важных местах. Горел свет на пропускном пункте у ворот, еще десятка два бледных фонарей подсвечивали саму площадку, которая занимала чуть ли не половину территории института. Столовая, на которую указывал человек, была одноэтажным зданием, рукавом соединяющая оба корпуса исследовательского центра. Фасад одного из них действительно был отмечен следами недавнего пожара. От главных ворот столовая находилась метрах в двухстах, и вскоре процессия до нее добралась.
Место общественного питания оказалось довольно вместительным. Два десятка круглых столиков были расставлены в шахматном порядке. Работало люминесцентное освещение, и единственное, что свидетельствовало о событиях вчерашнего дня — пара разбитых окон, на скорую руку заклеенных большими листами бумаги. Одни люди в униформах «Синтволокна» заняли места, другие пошли за едой. Ева видела, как Георгий со своими прихвостнями уселись за дальним столиком.
— Идемте к нам, — предложил один тех, кто докучал ей по дороге в столовую.
Однако выбирать было не из чего, и Бодрова присела на удобный стул с высокой спинкой. Через несколько минут на столе уже дымилась разогретая в микроволновой печи, еда. Какой-то бульон, гречка, кусок мяса, и даже чашка густого кофе. Аппетита у Евы, конечно же, не было, но девушка все же убедила себя, что горячая пища не будет лишней.
— Ну и как вас зовут? — слегка придя в себя от кофеина, спросила Бодрова.
— Роман, — ответил человек, пригласивший Еву за стол.
— Виталий, — представился другой.
— А тут неплохо у вас все обустроено, — натянуто улыбнулась Ева, откинувшись на спинке стула.
Горячий кофе слегка притупил боль, но ей было все так же паршиво.
— Может быть еще чашечку? — спросил тот, кто представился Романом.
— Да, знаете ли, это может вам помочь, — поддержал товарища, Виталий, и осторожно добавил: — Я слышал о вашей…беде. Вы наверно знаете: триметилксантин…
— Да, да, стимулирует нервную систему. Только вот кофеин из организма уйдет минут через тридцать, и станет еще хуже, — отмахнулась Бодрова, и, прищурившись, спросила: — Я смотрю, отец Георгий на славу потрудился.
— Мы не осуждаем вас. Нет, — замялся Роман.
— Все, проехали, — грубо прервала его девушка. — Я сегодня итак по горло уже сыта поучениями.
Почувствовав в голосе легкую дрожь, Ева вдруг поняла, что сейчас произойдет.
— Но батюшка отчасти прав. Любые проблемы разрешимы, главное не опускать руки, — постарался мягко возразить Виталий.
— Хватит, хватит… — только и смогла прошипеть Бодрова.
И обращалась она вовсе не к своему соседу. Ева просила замолчать весь мир. Каждое слово, каждый звук, который долетал до ее воспаленных ушей, вызывал нестерпимую боль. Она слышала мерзкий лязг алюминиевых вилок, царапающих керамическую посуду. Слышала чавканье набитых ртов, слышала тяжелое дыхание каждого из людей в столовой.
— Эй, эй, успокойтесь, — заметив, как закатываются глаза девушки, произнес Роман.
Ева до хруста в костях сжала кулаки. Она почувствовала, как затрещали по швам остатки ее воли. Она не могла позволить себе сорваться, ведь люди и так считали ее ненормальной. И когда злость барабанной дробью застучала в висках, двери столовой распахнулись, и в помещение вошли двое: Сергей и какой-то мужчина невысокого роста. Сводящий с ума шум понемногу стих. Все замолчали, и уставились на прибывших. Вцепившись руками в стол, Ева закусила губу, и, собрав последние осколки сил, девушка проглотила готовый сорваться крик.
