Владимир Михановский - Гостиница «Сигма»
— Три… — промямлил Петрашевский.
— А я в тайге открыл четвертый закон Ньютона!.. — победоносно выпалил Суровцев.
Петрашевский схватил его за руку:
— Ого! Пульс лихорадочный.
— Чепуха! — вырвал руку Суровцев и подумал: «Кажется, Аксен проснулся окончательно».
— А почему у вас кровь на щеке? — нахмурился Аким Ксенофонтович.
— С пришельцем повздорил.
— А ботинки где оставили? — продолжал допытываться злой до невозможности Петрашевский, который никак не мог понять, что же все-таки происходит.
Вместо ответа Суровцев вдруг подхватил негодующего, бурно отбивающегося Акима Ксенофонтовича и закружил его по комнате.
— Это еще что?.. — Только сейчас Петрашевский заметил выбитое окно и осколки стекла на полу. Суровцев пожал плечами.
— Пришлось пойти по этой линии, — сказал он небрежно, — поскольку дверь была заперта. А достучаться не удалось.
— Сошел с ума!.. — Запыхавшийся Аким Ксенофонтович откинул с дороги носком шлепанца осколок стекла. — Вы же ноги в кровь изрежете!
— Какое это имеет значение, если загадки Тобора больше не существует! — торжественно произнес Суровцев.
Петрашевский остановился.
— Ну-ка выкладывайте, что вы там еще придумали! — велел он. — Да поживей!
— До восьми у нас несколько минут, — сказал Суровцев. — Этого вполне достаточно, чтобы изложить суть дела…
Он раскрыл записную книжку и сжато рассказал о своем открытии в части Тобора, после каждой фразы приводя в доказательство формулы, кое-как нацарапанные при неверном свете фонарика.
Аким Ксенофонтович, слушавший поначалу Суровцева скептически, со своим неизменным «гм-гм», быстро проникся и гибким изяществом доказательств, и железной логикой вывода и, когда Иван умолк, воскликнул:
— Когда вы все это успели?
— Сегодня ночью.
— Да тут на добрую неделю кропотливой работы!
— Видите ли, мне помогло еще одно обстоятельство, о котором я упоминал, — улыбнулся Суровцев.
— Какое обстоятельство?
— Четвертый закон сэра Исаака Ньютона, который попутно пришлось вывести…
— Ох, не морочьте голову старику, — погрозил пальцем Петрашевский.
Тут Суровцев, от торопливости глотая слова, поведал вкратце Акиму Ксенофонтовичу о своих ночных приключениях. Он решил не таить от шефа ничего, даже своего афронта с «серией». Академик выслушал его, почти не прерывая, вполне согласился с формулировкой четвертого закона Ньютона, только что открытого в дополнение к трем предыдущим, которые были выведены самим Ньютоном несколько ранее, и долго хохотал над встречей Ивана с космическим пришельцем.
Когда Суровцев закончил свой рассказ, секундная стрелка на часах начала свой последний круг перед восемью.
Петрашевский, не мешкая, включил экран видеофона. Когда глубь его налилась грозовой пульсирующей синью, он нажал клавишу тотальной связи и медленно, чуточку театрально произнес:
— Всем, всем, всем!.. Испытания Тобора возобновляются. Сотрудников ИСС, имеющих отношение к экзамену, и гостей попрошу срочно собраться в сферозале.
— Ну, теперь ждите бури!.. — подмигнул Суровцеву Аким Ксенофонтович.
Он не ошибся.
Через несколько мгновений из глубины экрана выплыло нахмуренное лицо представителя Космического совета.
— Вы нарушаете наш договор, академик, — сказал он. — Попрошу немедленно отменить сигнал.
— Нет.
— Тогда это сделаю я. И немедленно телеграфирую в Москву о вашем самоуправстве, которое может дорого обойтись.
Петрашевский пожал плечами:
— Ваше право… Но надеюсь, вы сначала выслушаете меня хотя бы?
— Я выслушивал вас почти всю ночь, Аким Ксенофонтович. И мы, хотя и с большим трудом, выработали единую точку зрения. Разрешите ее напомнить. Я буду говорить погромче, поскольку меня слушают сейчас все: испытания Тобора необходимо прекратить. К концу второго дня экзаменов он повел себя странно и необъяснимо, что может грозить катастрофой.
— Видите ли, коллега, у нас появились новые данные, связанные с Тобором… — мягко начал Аким Ксенофонтович.
— С потолка они, что ли, свалились, новые данные? — резко перебил оппонент.
— Почему с потолка? В окно влетели…
— Мне не до шуток.
— Я никогда не говорил так серьезно, — покачал головой Аким Ксенофонтович. — И советую вам поторопиться, вместе со всеми. А то все хорошие места в зале займут.
Слушая эту перепалку двух корифеев биокибернетики, Суровцев представил себе, как в эти минуты на улицах, площадях, просеках, учебных полигонах, в лабораториях, библиотеках, аудиториях — по всей огромной территории, именуемой Зеленым городком, собираются перед экранами инфоров группы возбужденных и недоумевающих людей.
Еще бы! Ведь в руках их двоих судьба детища ИСС, Тобора, которым городок жил и гордился все последние годы.
Каждый знал, что для любого принципиального решения, связанного с завершающими испытаниями Тобора, необходимо согласованное, то есть одинаковое мнение этих двух людей.
В то же время «нет», сказанное любым из них, имело силу «вето» — «запрещаю»!..
Когда Петрашевский посоветовал дерзко оппоненту поспешить в зал, чтобы не уступить хорошие места, тот наклонился к мембране и набрал в легкие воздуха, чтобы выкрикнуть какую-то команду — нетрудно было догадаться, какую именно.
— Не советую, мой дорогой, — сказал спокойно Аким Ксенофонтович. — Вы рискуете очутиться в глупом положении.
Представитель Совета замешкался.
— Знаю, у вас в ИСС способные ребята, — сказал он. — Но подправлять белковую систему во время испытаний нельзя. Так что как ни крути, а положение только усугубляется… — В голосе его, похоже, зазвучали сочувственные нотки.
«Все-таки неплохой он мужик. Зря с ним Аксен поссорился», — мелькнуло у Суровцева.
— Устав испытаний я знаю не хуже вашего, — отчеканил Петрашевский. Казалось, ему доставляло удовольствие бесить «коллегу». — Тобора за ночь никто из инженеров и техников и пальцем не коснулся. Это вам подтвердит защитная полоса, опоясывающая робота, которую никто не пересекал.
— В таком случае, я отказываюсь понимать вас, — пожал плечами представитель Совета.
— Ларчик открывается просто, — сказал Петрашевский. — Тобор сам собой должен прийти в норму, потому что всю ночь находился в отключенном состоянии. То есть, попросту говоря, отдыхал.
— Ну и что?
— А отдых ему необходим так же, как и человеку, — закончил Петрашевский.
— Обожаю, знаете ли, сказки, — холодно произнес собеседник Петрашевского.
— Это не сказки, а серьезное научное открытие, — тихо сказал Аким Ксенофонтович.
