Герберт Циргибель - Иной мир
— Нет, я не помню. Я еще никогда не бывала в Калькутте.
— Ты была в Калькутте! — резко сказал он.
— Хорошо, я была там.
— Да, мы оба были там. Мы слушали вторую симфонию Барны Барагамбы. А затем мы вышли. Повсюду горели огни. Потом появился он, помнишь?
— Кто появился?
— Рабиндранат[19]…
Я пролез в люк. Они сидели друг рядом с дружкой словно пара.
— Это новый метод лечения? — спросил я. — Почему ты не делаешь ему инъекцию?
— Не мешай нам! — крикнул ее пациент.
— Наши лекарства далеко не вечны, — ответила Соня.
После паузы она добавила: «Он ведь тоже человек, Роджер».
А я, я не человек? Я вообще-то хотел от нее таблеток, но она видите ли была занята. Я оставил обоих наедине и полез в каюту Паганини. Внутри она выглядела запущенной. Нотные листы беспорядочно парили, его «Ортоскопическая симфония» порхала мне навстречу. Затем я нашел иглу для инъекций. Соня должно быть потеряла ее здесь. Я взял иглу и полез обратно. Когда я открыл люк лазарета, я оцепенел. Пациент, нуждавшийся в помощи и его врачиха лежали крепко обнявшись. Когда он заметил меня, он лишь ухмыльнулся. Соня испуганно вырвалась из его объятий. Я потерял самообладание. Я начал ругаться и так разошелся, что появились Чи и Гиула. Увидев их, я еще больше вышел из себя. Я не хочу повторять слова, которые срывались с моих губ, я был вне себя. Чи схватил меня и потащил меня в мою каюту. Я сказал: «Чи, я ненавижу тебя, я больше не хочу тебя видеть, я ненавижу всех вас. И тебя тоже, Гиула, проваливай или я тебя убью!»
Они привязали меня ремнями к моему креслу-лежанке.
— Сначала приди в себя, — сказал Чи, — потом мы поговорим с тобой.
Когда я остался один, все вдруг вырвалось из меня. Я горько зарыдал. Я плакал как ребенок.
Был ли это конец? Я уже столько всего выдержал в своей жизни; Тяготы этого полета были для меня уже слишком. И не только для меня. Другие тоже были комком нервов. Они внушали себе что-то, чего уже давно не было вовсе. Если бы у меня в эти минуты была ампула, я проглотил бы ее без раздумий. Вошел Чи. Я больше не хотел его видеть и закрыл глаза. Он сказал: «Тебе нужен покой и сон, Стюарт. Сколько времени ты больше не занимаешься гимнастикой?"
Я не ответил.
— Вероятнее всего, уже несколько недель. Я могу понять тебя, Стюарт, я знаю точно, что происходит в тебе. Что ты думаешь, порой творится у меня на душе? Но я вижу всех вас и слышу ваши разговоры, я воспринимаю это со страхом. Когда я беру себя в руки, это чистейший инстинкт самосохранения, когда я провожу расчеты и думаю об информационных зондах. Ты должен стряхнуть с себя земные представления. Все, что человечно — нормально. И то, что происходило здесь и продолжает происходит, — человечно.
Он замолчал и ждал ответа. Когда я ничего не сказал, он продолжил тихим голосом: «Ты, кажется, принимаешь меня за хладнокровного интеллектуала. На самом деле, холодная логика порой сдавливает мне горло. На Земле меня ждет жена; недолго, затем время траура закончится. Потом появится другой, который заключит ее в объятия — Чи мертв. Разве она виновата в этом? Разве я виноват в этом? Судьба не заботится о чувствах, все получит свое развитие. Эй, Стюарт, ответь же, наконец!
Я не думал об этом.
— Я хочу тебе кое-что сказать. Мне очень нравится Соня…
Почему нет, подумал я с горечью, у нее был Гиула, и у нее был чокнутый, почему бы у нее еще не могло быть и его?
— Я думаю, люди познаются по-настоящему только в тяжелых ситуациях. Мы никогда не слышали, чтобы она жаловалась. Гиулу наше беда почти сокрушила — Соня справилась с ней. Я восхищаюсь ее мужеством, ее самообладанием. Нам стоило бы поучиться у нее, Стюарт, прежде всего тебе.
Я открыл глаза. Чи был передо мной, его лицо было обращено к иллюминатору.
— Я такой, какой я есть. Оставь меня в покое.
— Почему я должен оставить тебя в покое? Ты должен преодолеть самого себя. Мы не выбирали эту жизнь — теперь мы должны справиться с ней. Соня справилась с ней. И ты, и Гиула однажды тоже найдете силы. Один должен помогать другому, иначе мы все погибнем.
— Вот именно тогда мы и погибнем.
— Нет, если ты этого не захочешь, Стюарт. Ты забыл, что ты занимаешь должность? Бортинженер на борту «Чарльза Дарвина» — помни об этом. Ты справишься, потому что ты не один.
— Но я больше не хочу жить! — Я выпрямился и посмотрел на него. — Я больше не могу, Чи, я сам себя презираю, я отказываюсь от себя, понимаешь ты?
— Я понимаю, но мы не отказываемся от тебя. А теперь ты будешь спать.
Я испугался, когда вдруг забралась Соня.
— Я не хочу! — крикнул я — Оставьте меня в покое, я не хочу укола!
Чи схватил меня, а я был слишком слабым, чтобы защищаться. Когда Соня коснулась меня, я успокоился. Она посмотрела на меня своими большими, темными глазами, и ее взгляд излучал теплоту и доброту.
— Я не хочу причинять тебе боль, Роджер, — прошептала она.
Я почти не заметил укола иглы. Ее взгляд я взял с собой в свой сон.
Третье марта
Я очень долго спал. Несколько раз я просыпался, но я не знаю уже, что происходило в это время. Хорошо, когда можно уснуть и забыться. Но только одно не покидало меня во время моего забытия. Я видел тысячу снов, и всякий раз в них появлялась она. Когда я окончательно проснулся, она сидела рядом со мной. Я не был уверен, не снится ли мне это, но Соня сказала:
— Это я Роджер, это тебе больше не снится.
— Откуда ты знаешь, что я видел тебя во сне?
— Потому что ты звал меня. Каждый день. Ты признавался мне в любви.
— Я люблю тебя, Соня, и теперь я скажу тебе это не во сне. Я люблю тебя.
Она проводила рукой по моим волосам и молчала. Я притянул ее к себе и поцеловал ее. Она оставалась со мной и все же была бесконечно далека от меня. Все подходило для нашего мира. Глубочайшая чернота и ярчайшая белизна снаружи и высочайшее счастье и самая глубокая бездна. Правда и ложь — все было рядом. Я больше не произнес вслух, что чувствовал.
— Соня, о чем ты думаешь? Где ты?
— На Земле.
— С ним?
— Да.
— А здесь? Что здесь?
— Ничего. Ничего, Роджер.
Значит это правда, что однажды сказал Чи, подумал я. А я создавал себе иллюзию.
— Мы должны жить, — утешающе сказала она, — постоянно, до самого конца. Но есть человек, которому я останусь верной, чтобы не случилось. Я хочу оставаться верной себе и ему, Роджер. Я не могу вырвать Землю из своей души. Гиула не знал женщин до меня, он не знал, что такое любовь. Он искал ее во мне. Теперь он разочарован. Я не буду принадлежать ни ему, ни тебе, ни Дали или Чи, а только одному. Пожалуйста, пойми меня Роджер.
