Сергей Лукьяненко - Чистовик
— Вы отказываетесь проходить дезинфекцию?
Серый приплюснутый загубник на шланге замер перед моим лицом. Я вдруг увидел на нем едва заметные вмятины.
Сжавшиеся от нестерпимой боли зубы?
Я не вырвусь. Руки будто приклеились. Да если даже и вырвусь — куда я денусь с подводной лодки?
— Повторный вопрос. Вы отказываетесь проходить дезинфекцию?
Интересно, это стандартная процедура по отсеву «недофункционалов»? Или способ наказания притворщиков? Или машина спрашивает без всякого злого умысла?
Не будучи функционалом, я умру. Способности функционала включаются лишь…
— У меня есть выбор? — закричал я.
— Да. Вы вправе отказаться.
— Я повторно спрашиваю! — закричал я. — Есть ли у меня выбор и важны ли последствия моего выбора для моей судьбы? Понимаешь меня, дура электронная?
И тут же я понял, что не прав. Ощутил, как рассеянные в стенах здания нервные узлы вспыхнули от прилива энергии, оценивая мой вопрос и пытаясь понять его потаенный смысл. Какая там электроника, какие, к дьяволу, жидкие оптонейронные схемы универсального робота Карк-Е с Земли-46, воплотившего в себе личность поэта-депривиста Анатоля Ларса! Это не было ни компьютером, ни автоматом, ни роботом, ни личностью — то, что жило в зданиях функционалов, что поддерживало силы прикованных к ним людей, что добывало энергию из ниоткуда и превращало информацию в энергию. Изменение сверхтонких структур материи, переброс спина электрона из полуцелого в целое или нулевое значение, что приводило к смене существования электрона в нашей реальности из вероятного на невозможное или недопустимое. Элементарные частицы материи превратились в элементы чудовищной по сложности схемы, взаимодействуя где-то за гранью реального мира, там, где царит принцип неопределенности Гейзенберга, расширенный и исправленный континуумом Иманиши…
Я застонал, чувствуя, как избыток информации, рождаясь из энергии, возникшей из ничто, хлещет в мой мозг. Я замахнулся на слишком многое. Я не мог, не знал, не понимал того, что услужливо развернула передо мной справочная система функционалов. Будь чуть больше сил, чуть больше опыта — я смог бы обратиться к ней осознанно. И спросить, к примеру, как победить функционалов.
Но у меня не было этих сил.
— Да, у тебя есть выбор, последствия которого важны.
— Дезинфицируй! — крикнул я, сжимая загубник.
Проще так. Лучше ядовитая дрянь, хлещущая в рот, чем мерцающая между реальностью и небытием нервная сеть здания, чем попытки понять то, что я понять не могу. Пусть меня накачивают отравой, а не информацией…
А-а-а-а-а!
Я бы закричал, если мог. Но загубник ввинчивался в рот, и даже голову отодвинуть я не мог. Нестерпимая едкая горечь въелась в губы, густая липкая жижа хлынула в горло. Я дергался, чувствуя, что глотаю то ли щелочь, то ли кислоту — все вкусовые рецепторы взбесились и вопили одно: «Отрава!»
Судорожными конвульсиями шланг влил в меня не меньше полулитра жидкости и опал, смотался внутрь стойки. Одновременно отпустило руки. Я упал на колени, повел головой, пытаясь вытошнить яд. Желудок сотрясали спазмы, но липкая дрянь не желала покидать организм. Я чувствовал, как яд сжигает пищевод и желудок, проникает в кровь, убивает сердце и печень…
Человеку не выжить.
Или погибнет через секунды от нестерпимой боли, от инфаркта, либо умрет через несколько часов, сгнивший заживо.
Я частью человек, а частью живая машина — как терпеливо ждущий снаружи робот Анатоль Ларс. Мое тело было превращено в такую же неустойчивую систему, балансирующую между реальностями, как и моя таможенная башня, как и здание-веер. Оно способно на многое. И отрастить утраченную конечность, и вытошнить яд, и вытерпеть огонь. Оно на все способно — потому что в бесконечном океане времени, в развернутом веере реальностей есть все что угодно — новые тела, неядовитые яды, регенерирующие организмы, люди, пьющие на завтрак кислоту, и люди, жрущие стекло на десерт, в этом вероятностном море пули ловят голыми руками, а от соприкосновения большого и указательного пальца из ногтей бьют молнии, в этих бесчисленных мирах, которые лишь краешком зацепили функционалы, возможно немыслимое и невозможно возможное. Что удивительного в том, что сжигаемые заживо клетки моего тела начинают восстанавливать себя? Что странного в том, что жгучий яд оборачивается водой, соединившись со слюной?
А может быть, все иначе. И сложнее, и проще одновременно. Все эти миллиарды миллиардов миров — одновременно один и тот же мир. Все эти миллиарды миллиардов Кириллов Максимовых — суть один и тот же Кирилл Максимов. И ничего нельзя сделать с одним-единственным, пока он часть общности, мои убитые клетки восстановятся просто потому, что на другой чаше весов — миллиарды миллиардов здоровых, живых, ничем не отравленных Кириллов. Так капля отравы разойдется в воде океана, так испарившуюся каплю океанской воды заменит соседняя. Меня нельзя убить, не убив всех нас сразу, не уничтожив все миры, не перетряхнув Вселенную до основания…
На краткий миг я понял, что невозможного действительно нет. Что все правила игры, заданные в наших мирах, все аксиомы — «огонь жжется, небо голубое, а вода мокрая» — не более чем случайность.
Небо звонкое.
Огонь тяжелый.
Вода шершавая.
Возможно все.
Я сплюнул тягучей голубовато-розовой слюной. Вытер губы. Вот ведь дерьмо…
— Воды? — послышался безучастный голос.
На стойке появился стакан. Самый обыкновенный граненый стакан с водой. Я встал, выпил его одним глотком.
— Еще воды?
— Спасибо, не надо, — сипло сказал я. — Уж если целый стакан не помог избавиться от этого омерзительного вкуса…
В горле еще жгло, но боль уходила. Я вновь переставал быть функционалом, но я выжил. Я успел.
— Я могу войти?
— Вы функционал. Вы вправе войти в музей. Хранитель оповещен.
— Музей? Какой еще хранитель? — спросил я.
Но ответа не последовало.
— Эй… — Я обернулся на дверь. — Со мной робот. Он должен войти!
— Робот может войти.
Я подошел к двери — та разъехалась послушно, будто дверь в каком-нибудь гипермаркете. Я замахал руками.
Робот шевельнулся и мгновенно, как не умеют живые существа, перешел от неподвижности к бегу. Тяжелые удары ног сотрясали землю. Я посторонился — и массивная металлическая глыба пронеслась мимо меня, затормозила, медленно повернулась, осматриваясь.
— Нас впустили, Анатоль.
— Откуда ты знаешь это имя?
— Мне пришлось стать функционалом, чтобы пройти. Таможенники подключаются к базе данных. Это очень, очень хорошая база данных.
