Сергей Лукьяненко - Чистовик
— Тебе было здесь не слишком-то весело.
— Война никогда не являлась веселым занятием.
— А кто были те двое? Твои товарищи?
— Роботы.
— Тоже… на основе человеческого сознания?
— Да. На основе сознания моих детей, убитых функционалами.
Дальше я расспрашивать уже не рискнул.
Через несколько минут в тумане стал проступать небоскреб. Вначале я почувствовал холод — словно что-то огромное, тяжелое заслонило от меня невидимое в тучах солнце, нависло безучастной молчаливой громадой. Робот замедлил шаг.
Внизу башни небоскреба объединяло что-то вроде общего стилобата — выгнутое дугой основание размером и формой со здание Главного Штаба на Дворцовой площади в Санкт-Петербурге. Посередине дуги, там, где в здании Главного Штаба расположена арка, здесь была прозрачная дверь — большая, грузовик мог бы проехать, но на фоне здания теряющаяся. Конечно, здание было построено не из камня — ровный серый материал мог быть бетоном, а мог и не иметь в моем мире никакого названия. Окна в стилобате шли на высоте метров десяти от земли.
Я посмотрел вверх — и увидел в тумане закрученные лепестки башен. Мы сейчас стояли прямо в центре исполинской трубы, пронзающей облака. Мне показалось, что здесь, будто в оке тайфуна, проглядывает чистое небо.
— Вход перед тобой, — сказал робот. — Я не могу приблизиться без риска быть уничтоженным.
— Ага…
— Подходишь к стеклянным дверям. Они откроются, и ты войдешь. Тебе будут заданы какие-то вопросы. К сожалению, я не могу считать информацию ни одним доступным мне способом, ты будешь стоять спиной ко мне, а эти двери не вибрируют от звуковых колебаний.
— Жалко. — Я достал пачку сигарет. Земные уже кончились, но я набил в пачку местных папирос.
— Успокойся, — мягко сказал робот. — Расслабься. Ты уже в выигрышном положении, в тебе есть сущность функционала, и здание должно это почувствовать. Ты видел его сразу, а те, кого я приводил, вынуждены были несколько минут всматриваться, даже стоя здесь, чтобы воспринять окружающую реальность. Я думаю, у тебя есть шансы.
— Спасибо. — Я несколько раз глубоко затянулся. — Вот радость-то.
— Не стоит стрелять. Я думаю, автомат ты можешь оставить, но он не причинит вреда зданию. И не забудь впустить меня.
— Не трусь, железный, — пробормотал я. — Все путём.
Он промолчал. А я затянулся еще раз, отбросил сигарету и пошел к дверям.
Здание, конечно, подавляло. Земные небоскребы, даже более высокие, все-таки стоят в окружении других зданий. Египетские пирамиды, хоть и выстроены в пустыне, основательны, они плоть от плоти земли. А это сооружение на вершине горы было совершенно неуместным. Так ребенок, играя, строит башню из кубиков в самом неподходящем месте и говорит: «Она будет стоять здесь!»
Стеклянные двери были абсолютно прозрачными и чистыми. За ними я видел довольно большой вестибюль с мягко светящимися панелями в потолке. Посреди вестибюля стояла невысокая, по грудь мне, стойка. Так и казалось, что сейчас появится дружелюбный портье, встанет за нее и спросит: «Вы бронировали у нас место?»
Да, бронировал. С тех пор, как не смог войти в свою собственную квартиру. Когда меня облаяла моя собака. Когда паспорт рассыпался в руках, а отец не узнал мой голос. У меня есть право войти в эту дверь. Войти — и сделать все, что сочту нужным!
Когда до двери оставалась всего пара шагов, стекло будто прорезала щель. Створки плавно разъехались в стороны. Ой, как примитивно, могла бы ведь просто исчезнуть, или стечь в пол, или развернуться, как диафрагма фотоаппарата. А тут — раздвижные двери. Купе поезда…
Я сглотнул и шагнул в вестибюль.
Было тихо и тепло. Воздух слегка дрожал, работала невидимая вентиляция. Я невольно шарил глазами в поисках предыдущих визитеров. Что я ожидал увидеть? Истлевшие тела, скелеты? Конечно же, ничего не было.
Я сделал еще шаг.
За моей спиной тихо сошлись створки.
— Пройдите к стойке.
Голос был тихий, вежливый, но в отличие от голоса робота — совсем неживой. Бесполый и вежливый. Так должны говорить стиральные машины и пылесосы.
— Иду, — зачем-то ответил я и прошел вперед.
Стойка была то ли из светлого камня, то ли из пластика, имитирующего камень. Гладкая, ровная, никаких кнопок, вообще никаких деталей.
— Положите ладони на стойку.
Я повиновался.
— Назовите ваш мир.
— Земля. Точнее, Земля-два. Демос.
— Это правильно. Назовите вашу функцию.
— Таможенник.
Пауза. И снова так же спокойно:
— Это неправильно. Ваша связь с функцией прервана. Вы более не являетесь функционалом.
— Нельзя перестать быть функционалом, — быстро сказал я. — Я остаюсь измененной вероятностью.
Короткая заминка.
— Это правильно. Назовите вашу функцию.
Он что, издевается? Я посмотрел вверх, откуда раздавался голос. Нет, тут ни юмором, ни двусмысленностями и не пахнет. Это действительно машина без тени человеческих чувств.
— Я — функционал, не знающий своей функции.
Долгая пауза.
— Это правильно. Цель визита?
— Изучение здания.
— Это правильно. Продолжительность визита?
— Не определена, — стараясь попасть в тон, ответил я.
— Это правильно.
Неужели все так просто? Надо лишь быть функционалом — и тебя впустят?
— Обоснование?
Я помолчал и ответил:
— Оценка целесообразности разрушения здания.
— Это правильно.
Тишина.
Я ждал, переминаясь с ноги на ногу. А где-то в недрах здания та его часть, что умела принимать решения, формулировала вопросы.
— У вас есть возможность разрушить здание?
— Нет.
— Это правильно.
Я ждал еще вопросов — но их не последовало. Зато стойка между моими руками разошлась. Наружу стал выдвигаться гибкий шланг с загубником на конце. Я дернулся — но руки будто приклеились к стойке.
— Откройте рот и прижмите зубами насадку.
— Что это? — в невольной панике закричал я.
— Дезинфицирующий зонд, — бесстрастно пояснил голос. — Стандартная процедура, для функционала не опасна.
— А для человека?
— Приводит к смерти через промежуток времени от тридцати секунд до шести часов двенадцати минут.
Я повернул голову, отворачиваясь от покачивающегося шланга.
— Вы отказываетесь проходить дезинфекцию?
Серый приплюснутый загубник на шланге замер перед моим лицом. Я вдруг увидел на нем едва заметные вмятины.
Сжавшиеся от нестерпимой боли зубы?
Я не вырвусь. Руки будто приклеились. Да если даже и вырвусь — куда я денусь с подводной лодки?
