Сергей Лукьяненко - Чистовик
В голосе робота была печаль.
— Я сочувствую.
— Спасибо. Не важно. Я не совсем человек и не испытываю подлинной тоски по родине. Но мне неприятно то, что происходило во время вторжения. Человек, чье сознание лежит в основе моего, погиб от рук функционалов. Я хотел бы нанести функционалам урон, который помешает повторению подобного.
— Наши желания совпадают, — пробормотал я. — Вот только я бы еще хотел вернуться домой…
— Я должен тебя предупредить, что шансы на это исчезающе малы.
— Я знаю.
— Тогда мы — союзники.
19
Союзники — в этом слове всегда есть элемент временности. Союзники Второй мировой благополучно разругались, едва закончив войну, да и во время войны уже готовились к будущему противостоянию. Советский Союз распался — и теперь отношения между бывшими союзными республиками куда хуже отношений с прежними врагами. Так и в обычной, человеческой жизни — часто ли мы употребляем слово «союзник»? Друг, товарищ, единомышленник — запросто. А в слове «союзник» будто заложен будущий раскол. Он не друг. У нас просто общие интересы. В какой-то одной сфере и на какой-то определенный период времени.
Ох, зря Советский Союз назвали Союзом! Заложили лингвистическую мину под будущее. А стоило хотя бы поинтересоваться, откуда взялось слово «союзник»! Две с лишним тысячи лет назад так называли подчиненные Риму области Италии, которые обязаны были во всем помогать Риму, но сами никаких прав не имели…
Я вздрогнул, сообразив, что рассуждаю на тему, о которой никакого представления раньше не имел. Способности функционала прорезались.
Значит, я делаю выбор.
Та часть меня, которая, если верить роботу, вообще к человеческой плоти и крови не имеет никакого отношения, моя «измененная вероятность», проснулась и любезно предлагает мне доступ к энциклопедическим знаниям.
Я недолго колебался.
— Хорошо. Мы союзники.
— Я нуждаюсь в человеческой помощи. — Робот поднялся. — Вход в здание открывается только для людей. Как ты видишь, я не слишком подхожу под определение человека. Мне приходилось ждать появления людей, чтобы попытаться войти в строение.
— Эй! — Я тоже вскочил. — Так ты уже пытался?
— Да. Иногда здесь появляются люди. Авантюристы, искатели приключений, охотники за сокровищами. Если мне удавалось их задержать, то я отвечал на их вопросы и предлагал совместный поход в башню.
— И много таких было?
— Шестьдесят два человека. Совпадение с количеством лет, проведенных мной здесь, случайно. Иногда люди не появлялись три, четыре года. Самый большой перерыв прервало твое появление — девять лет.
— Замечательно. И что они спрашивали, что ты им отвечал?
— Они задавали другие вопросы: есть ли в здании сокровища, есть ли у нас шансы войти туда и выйти обратно. Я отвечал, что сокровища есть и шансы — тоже.
— И все соглашались?
— У них не было выбора. Я объяснял, что не могу допустить широкой утечки информации о себе. Они должны были идти со мной — или погибнуть сразу. Они предпочитали идти.
— И гибли?
— Да.
— Просто чудесно! — Я уставился в безразличные стеклянные глаза. — Ты не добрый робот, верно?
— У меня есть цель. Ты всегда бываешь добрым?
— Но я… — Я замолчал. Что «я»? Человек? Так и передо мной человек в металлическом теле. Он не связан никакими законами, он поступает свободно.
— Они шли сюда, зная, что рискуют и могут погибнуть. Им хотелось приключений и сокровищ. Они получили приключения, и у них был шанс обрести сокровища. Все честно.
— Ты и мне поставил бы этот выбор?
— Если бы ты отказался — конечно. Но ты же не отказался. Ты сам хочешь туда попасть. Разве не так?
Логика — штука хорошая. Хоть и подлая.
— Почему они погибли?
— Я не знаю точно. В здании есть контрольный центр на входе. Он впускает людей и подвергает их какому-то испытанию. Я лишь частично контролировал ситуацию. Кто-то держался дольше. Кто-то был уничтожен сразу. Поскольку ты функционал…
— Бывший! — все-таки не удержался я.
Робот помолчал и терпеливо повторил:
— Бывших не бывает. Ты функционал, и у тебя гораздо больше шансов пройти. Я оцениваю твои шансы как один к трем.
— Спасибо, утешил… А что за механизм оценки?
— Да просто в голову взбрело.
Я не выдержал. Я расхохотался. Умирающая, но мстительная металлическая чушка с чувством юмора и потугами шутить! Великолепный союзник! То что надо!
— Тебе стало легче? — спросил робот, терпеливо дождавшись, пока я прекратил смеяться.
— Да, отпустило немножко… — Я поднял с земли автомат. — Далеко тут идти?
— Пять минут. Ты почти дошел до здания.
— Чего-нибудь умное можешь мне сказать? Как пройти этот… контрольный центр?
— Нет. Я даже не знаю, стоит ли тебе врать или говорить правду.
— Так мне будут вопросы задавать?
— Вероятно, да. Вероятно, это строение обладает собственным разумом.
— Ты меня восхищаешь! И мы стоим тут, рядом, и все это обсуждаем? А если оно нас слышит?
— Я полагаю, что это не имеет никакого значения.
— Ну так пойдем, — резко сказал я. — Хватит… лясы точить.
— Если ты пройдешь, то должен будешь отдать приказ, чтобы пропустили меня, — сказал робот.
— А допустим, я не отдам такой приказ? Что тогда?
— Тогда я останусь снаружи, — тоскливо сказал робот. — Когда срок моего существования истечет, я подойду к этой пропасти, она наиболее отвечает моим целям, и брошусь вниз. Неразумно оставлять открытым то, на что могут наткнуться аборигены. К тому же я не хочу, чтобы мое тело разбирали местные умельцы. Мне остается только верить тебе.
— Пошли, — сказал я.
— Следуй за мной.
Идти за роботом было проще. Какая бы сила и ловкость ни скрывались в его металлическом теле, но он был более громоздкий и тяжелый. Робот поневоле выбирал широкую и надежную тропу.
— Здесь есть звери? — спросил я.
Почему-то робот ответил не сразу.
— Да. Тут жили волки, но они ушли. На другом склоне живет семейство лис. Я люблю за ними наблюдать.
— Они тебя не боятся?
— Они привыкли. Я двигаюсь, но не пахну человеком.
Я вдруг представил себе, как эта карикатурная махина присаживается где-то возле лисьей норы — и застывает. Часы, дни… Робот неподвижен. Тускло светятся глаза. Лисы перестают его опасаться и начинают свободно ходить мимо. Старый мудрый лис, глава семейства, первым подходит к нему и мочится на металлическую ступню, объявляя робота безобидной деталью обстановки. Робот не двигается. Весной лисята устраивают игры вокруг погрузившихся в землю ног. Робот недвижим. Только глаза, по которым стекают капли дождя, слабо мерцают в ночи…
