Роберт Сойер - Факторизация человечности
Он раскрыл объятия, обхватил её и обнял так крепко, что стало больно.
Минуту спустя он выпустил её. Кайл взял её за руку и обвёл указательным пальцем обручальное кольцо.
— Я люблю тебя, — сказал он и посмотрел ей в глаза. — Я люблю тебя и хочу провести остаток жизни, познавая тебя.
Хизер улыбнулась ему — и своим воспоминаниям.
— Я тоже тебя люблю, — сказала она, впервые за последний год. Их лица сблизились, и они поцеловались. Когда их губы разомкнулись, она снова сказала: — Я правда тебя люблю.
Кайл кивнул.
— Я знаю. Я в самом деле знаю.
Однако лицо Хизер помрачнело.
— Мэри?
Он какое-то время молчал, потом сказал:
— Я примирился.
Хизер кивнула.
— Это невероятно, — сказал Кайл. — Надразум. Совершенно невероятно. — Он снова помолчал. — И всё же…
— Что?
— Помнишь профессора Папино́? Какими познавательными я считал его занятия? Он научил меня многому в квантовой физике — но я никогда не понимал её, не во всей её глубине. Всё время что-то мешало. Но сейчас всё обрело смысл.
— Как?
Он развёл руками, словно раздумывая, как это объяснить.
— Ты знаешь про кота Шрёдингера?
— Слышала такой термин.
— Это простой мысленный эксперимент: ты закрываешь кота в коробке вместе с пузырьком ядовитого газа и триггером, который выпускает газ в случае квантового события, вероятность наступления которого в течение последующего часа равна в точности пятидесяти процентам. Сможешь ли ты через час определить, не открывая коробки, жив кот или мёртв?
Хизер нахмурилась.
— Нет.
— «Нет» — правильный ответ. Но не потому что ты не можешь сказать, так это или иначе. А потому что это никак. Кот не жив и не мёртв, а является суперпозицией волновых фронтов — смесью двух возможностей. Только факт открывания коробки и заглядывания внутрь заставляет волновой фронт реализоваться в конкретную реальность. Это квантовая механика: ничто не определено, пока не подвергнуто наблюдению.
— Ладно.
— Теперь предположим, что я заглядываю в коробку первым, вижу, что кот всё ещё жив, и снова её закрываю. Через несколько минут приходишь ты, открываешь коробку и смотришь в неё, не зная, что я перед этим уже в неё заглядывал. Что ты увидишь?
— Живого кота.
— Именно! Моё наблюдение сформировало реальность и для тебя тоже. Это долгое время было одной из проблем квантовой механики: почему наблюдение единственного наблюдателя создаёт конкретную реальность для всех одновременно? Ответ, разумеется, состоит в том, что каждый является частью надразума, так что наблюдение, производимое одним человеком, есть наблюдение, производимое всеми людьми — в сущности, квантовая механика требует наличия надразума для своего функционирования.
Хизер сделала впечатлённое лицо.
— Интересно. — Пауза. — Так что мы теперь будем делать?
— Расскажем миру, — ответил Кайл.
— Надо ли? — спросила Хизер.
— Конечно. Каждый имеет право знать.
— Но ведь это изменит всё, — сказала Хизер. — Всё. Цивилизация, которую мы знаем, перестанет существовать.
— Если не скажем мы, скажет кто-то другой.
— Может быть. А может, никто больше не догадается.
— Это неизбежно. Чёрт возьми, теперь, когда ты это сделала, это стало частью коллективного бессознательного — кто-нибудь может просто увидеть это во сне.
— Но ведь люди будут этим пользоваться в корыстных целях — для шпионажа, для контроля над мыслями. Всё общество рухнет.
Кайл нахмурился.
— Не верю, что центавряне стали бы посылать нам инструкции для сборки чего-то, что может привести к нашей гибели. Зачем это им? Мы не представляем для них никакой угрозы.
— Надо полагать, — согласилась Хизер.
— Так давай объявим об открытии.
Хизер посерьёзнела.
— Сегодня суббота; сомневаюсь, что многие научные журналисты летом работают по выходным, так что раньше понедельника мы не сможем даже начать готовить пресс-конференцию. А если мы хотим хорошую явку, журналистов надо предупредить за день-два.
Кайл согласно кивнул.
Но что если кто-то ещё объявит об открытии в выходные?
Хизер задумалась.
— Ну, если это произойдёт, я всегда могу указать на архив надразума и сказать: «Глядите, вот доказательство того, что я догадалась обо всём раньше вас». — Она помолчала. — Но я думаю, что это старомодное мышление, — добавила она, слегка пожав плечами. — В новом мире, который мы готовимся создать, понятие превосходства вряд ли будет иметь какое-то значение.
Хизер провела всё воскресенье, исследуя психопространство; Кайл и Бекки по очереди занимались тем же самым в Маллин-Холле, где для снятия кубической двери требовалась посторонняя помощь.
Для Хизер это было как плавать в чистейшем горном озере, далёком и прозрачном, зная, что никто другой не набредал на него, зная, что она первая, кто узрел его красоту, погрузился в него, почувствовал, как его воды омывают тело.
Но, как и любые ландшафты, жизнь на поверхности лежит поверх смерти, пуская новые корни сквозь слой разлагающейся органики. Хотя была масса живых людей, к чьим разумам Хизер хотелось прикоснуться, были также бесчисленные мёртвые, с которыми она хотела вступить в контакт — и некоторым образом посещение мёртвого разума казалось менее агрессивным актом, меньшим нарушением чужой неприкосновенности.
Кайл провёл внутри тёмного архива памяти Мэри долгое время, но Хизер ещё ни разу не касалась чёрного гексагона. Однако теперь время пришло.
Собственно, в данном случае ей даже не нужно было искать гексагон. Достаточно войти в себя — простая неккерова трансформация из гексагона, который она опознала как Кайла — а потом соткать конкретный образ из её собственных воспоминаний и неккернуть к нему.
К Джошу Ханекеру.
Вот уже двадцать три года как мёртвому.
Его образ, разумеется, её не преследовал. Бо́льшую часть времени она вообще о нём не думала, хотя по крайней мере в одном немаловажном аспекте он оказал огромное влияние на её жизнь: именно он познакомил её с удивительным миром SETI и, таким образом, в совершенно буквальном смысле если бы не её отношения с Джошем, её бы сейчас здесь не было.
Но она была. И если существовало более раннее инопланетное послание, которое она никогда не видела, которого не видел никто из ныне живущих, то она должна об этом знать.
Теперь не нужен квантовый компьютер для того, чтобы узнать тайну Ханекера — да и любую другую тайну. Тайн — даже унесённых в могилу — более не существовало.
