Зиновий Юрьев - Быстрые сны
— Увы, чтобы отправиться на тот свет, не нужно обладать особой ловкостью.
Старуха внимательно посмотрела на лейтенанта. Должно быть, она не привыкла, чтобы ей возражали, подумал он. Профессор, во всяком случае, вряд ли ей возражал когда-нибудь.
— И кому же она понадобилась?
— Марта, мне кажется…
— Перестань, Хью, затыкать мне рот! Я не хочу быть старой ханжой и делать вид, что человек мне нравился, только потому, что его больше нет в живых. Это глупо.
— К сожалению, я не могу пока точно сказать, кто убил её, но одному человеку она безусловно понадобилась. Мистер Колби обещал ей, что женится на ней.
— Колби? Тогда можете арестовать его, — уверенно кивнула миссис Хамберт.
— За что?
— За убийство. У него, наверное, не оставалось другого выхода.
— Марта, лейтенант может подумать… — неуверенно начал было профессор Хамберт.
Но супруга тут же оборвала его:
— Лейтенант ничего не подумает. Я тебе всё время говорила, что эта Басс ведёт себя самым скандальным образом. Она преследовала бедного Колби так, что он буквально не мог от неё спрятаться. Представляю, как он молил своего синтетического бога…
Профессор покачал головой, поймал взгляд лейтенанта и выразительно пожал плечами.
— А почему вы так уверены, что он бегал от неё? Насколько я понимаю, в таких случаях вряд ли делают предложения.
— Вы ничего не понимаете. Мужчина делает предложение только тогда, когда его загнали в угол. Сначала он отбивается, а потом, когда чувствует, что конец уже близок, он сдаётся.
— Но в таком случае, миссис Хамберт, у него вряд ли хватит решимости, чтобы раскроить своей невесте череп. Я могу представить себе, что он… скажем так: уступил настойчивым ухаживаниям мисс Басс. Как вы говорите, он, допустим, устал сопротивляться. Но чтобы после этого он убил невесту…
— Он верующий человек, мистер Милич.
— И что, это ему помогло вооружиться каминными щипцами?
— Верующему человеку легче подчиниться воле божьей, а всевышнему, видно, не угодно было, чтобы она заполучила третьего мужа. У более достойных женщин нет ни одного, а ей, видите ли, нужен третий!
Профессор поёжился в кресле, словно пробуя надёжность спинки, и просительно сказал:
— Перестань же, дорогая. Что ты хочешь от бедной мисс Басс?
— Я? — саркастически воскликнула старуха. — Я от неё ничего не хочу. Я не этот боров Бьюгл, который каждый раз облизывался, когда смотрел на неё…
— Он ухаживал за ней?
— Если облизывание называть ухаживанием — то да.
— А она не выказывала какой-нибудь симпатии к нему?
— Может быть, и выказала бы, если бы Эммери Бьюгла не держала за руки и за ноги жена и шесть человек детей. Наш Эммери настолько ненавидит прогресс, что не признает противозачаточных средств.
— Скажите, миссис Хамберт, как по-вашему, мог мистер Бьюгл ревновать её к Колби?
— Наверное. Особенно если бы он вбил себе в голову, что всё это дело рук красных и либералов. Бедняга везде видит козни либералов. Вы видели, как он ест?
— Нет, не приходилось.
— Он подносит вилку ко рту, потом передумывает, рассматривает кусок, нюхает его и только потом отправляет себе в рот.
— Марта, мне кажется… — сказал профессор, но не окончил фразы и улыбнулся.
— Скажите, миссис Хамберт, а у мистера Лернера не было никаких отношений с Валерией?
— У Лернера? Почему Лернера? — подозрительно спросила она.
— Я пытаюсь представить себе общую картину.
— Хватит с неё двух. Она и их не заслуживала. Бегать за одним и видеть, как на тебя облизывается другой, — это более чем достаточно для такой особы, какой была эта Басс.
— Марта…
— Перестань мне затыкать рот, Хью! С годами ты становишься просто невыносим! Ты не даёшь мне сказать буквально ни слова, я не бессловесное животное. Я никогда не влезаю в чужие беседы, как ты иногда себе позволяешь, но всему есть предел, дорогой. Тебе лучше?
— О да, да, — простонал профессор и закрыл глаза.
— Вот так с ним всегда, — вздохнула миссис Хамберт. — Стоит ему начать какой-нибудь неприятный разговор, как он возбуждается, начинает нервничать, а нервничать ему категорически нельзя. У него слабое сердце…
— Благодарю вас, миссис Хамберт. Вы очень помогли мне. Картина, которую вы нарисовали, очень жива… — оказал лейтенант, вставая.
— Вот видишь, дорогой! — Старуха испустила пронзительный торжествующий клич. — А ты говоришь, что я ничего не понимаю…
Профессору будет нетрудно умирать, подумал Милич, выходя из коттеджа Хамберта. Чтобы избавиться от такой супруги, имеет смысл даже умереть. Теперь понятно, почему он стал астрономом. Он надеялся, наверное, что хоть в космосе найдёт отдых от неё. Но она, судя по её манерам, сидела рядом с ним в обсерватории и говорила, куда направлять телескоп: «Хью, не говори глупостей, это альфа Центавра. Бета Центавра совсем не там, куда ты смотришь. И не спорь, дорогой. Не затыкай мне рот. Это не твой космос, а наш космос».
Господи, вздохнул Милич, а может быть, он стал знаменитым учёным именно потому, что она совсем затюкала его? И памятник поставят им обоим. И бронзовый Хамберт будет сидеть, заткнув пальцами уши, а она будет стоять против него, навечно раскрыв рот и уперев руки в бока…
… Он вошёл в коттедж Бьюгла. Физиолог ждал его.
— Чем обязан столь раннему визиту? — спросил он.
— Несколько вопросов, мистер Бьюгл.
— Пожалуйста, пожалуйста, дорогой лейтенант, я полностью к вашим услугам.
Гладко выбритое лицо физиолога было розово, розово блестела его лысина, и даже бородавка на подбородке была розовая. Ирония судьбы, улыбнулся про себя Милич: всю жизнь сражаться против красных, а самому быть розовым. Впрочем, вскоре цвет лица у него должен слегка измениться.
— Мистер Бьюгл, вы, я слышал, страстный рыболов.
— Страстный — это, пожалуй, преувеличение, но, наверное, не очень большое. — Бьюгл вопросительно улыбнулся, ожидая следующего вопроса.
— А где вы здесь ловите?
— Здесь? Здесь, собственно, выбора нет. На озере. Спиннингом. Иногда с лодки, иногда с берега. В это время года, когда рыба уходит на глубину и засыпает, можно только блеснить. Хищник всегда активен.
— Я бы с удовольствием сходил с вами разок-другой.
— Буду рад. Удочки у меня есть, даже запасная пара резиновых сапог.
— А в чём вы ловите? Всё-таки ведь холодно…
— Тепло, уверяю вас, дорогой лейтенант. Я надеваю толстый свитер, нейлоновую куртку и чувствую себя великолепно даже на самом пронизывающем ветру. Важно только, чтобы куртка была из плотной ткани.