Пол Андерсон - Звездный лис
Вадаж и охранники уже ждали их. Венгр казался маленьким, сгорбленным и совершенно павшим духом.
— Гуннар, — понуро спросил он, — что все это значит?
Хейм объяснил. На мгновение Вадаж был озадачен, потом в его глазах загорелась надежда.
— Какова бы ни была твоя идея, Гуннар, я с тобой, — сказал он и придал лицу бесстрастное выражен и е.
Полдюжины воинов заняли места в задней части флайера. Синби сел за пульт управления.
— Посадите машину на площади, — предложил Хейм, — а оттуда мы прогуляемся пешком.
— Странные у вас привычки, — высоким голосом пропел Синби. — Мы считали, что провели полные исследования и поняли вас, что вы с вашими слабостями и недальновидностью у нас в руках, но тут появился «Лис». А теперь…
— Ваша проблема, сэр, состоит в том, что алероны любого конкретного класса, за исключением, разумеется, вашего, стереотипны, — сказал Вадаж. — А каждый человек — сам себе закон.
Синби ничего ему не ответил. Флайер взлетел и через несколько минут приземлился. Пассажиры вышли из машины.
Под огромным небом висела жуткая тишина. Опавшие листья покрывали тротуары, заполнили сухой фонтан, где по-прежнему стояла скульптура Ламонтена. Потрепанные непогодой рыночные палатки, опрокинутые столы и стулья уличных кафе, порванные зонтики, когда-то такие веселые… Только собор возвышался все так же твердо и непоколебимо. Синби двинулся к нему.
— Нет, — сказал Хейм, — давайте зайдем туда в последнюю очередь.
Он пошел по направлению к реке. Под ногами шуршали листья и мусор, шаги эхом отзывались от стен пустых домов.
— Разве вы не видите, что здесь не так? — спросил Хейм. — Здесь жили люди.
— Теперь они отсюда изгнаны, — ответил Синби. — Пустой город наводит на меня, алерона, ужас. И все же, Гуннар Хейм, этот город подобен… бабочке-однодневке. Неужели вашу неуемную ярость вызвало то, что людям пришлось покинуть место, на котором они не прожили и столетия?
— Со временем город расстроился бы, — вставил Вадаж.
Лицо Синби исказилось так, что стало безобразным.
На тротуаре лежала кучка костей. Хейм указал на нее.
— Это была чья-то домашняя собака. Она повсюду следовала за своими божествами, ждала их и однажды, не найдя нигде, умерла с голоду. Это ваших рук дело.
— А вы питаетесь мясом, — отпарировал Синби.
В одном из домов тоскливо скрипела распахнутая дверь, качаясь на ветру, который дул от воды. Сквозь дверной проем можно было разглядеть большую часть внутренней обстановки, покрытой пылью и попорченной дождем. У порога валялись остатки тряпичной куклы. Хейм вдруг почувствовал, что на глаза навернулись слезы.
Синби прикоснулся к его руке.
— Надеюсь, вы не станете предъявлять мне это как свидетельство нашей кровожадности, — сказал он.
Хейм продолжал идти вперед гигантскими шагами.
Вдали уже показалась набережная. За ее узорчатой оградой устремлялись к гавани воды Карсака, широкие и ворчливые. Солнечный свет так сверкал на их поверхности, что казалось, будто звуки медной трубы воплотились в нечто зримое и осязаемое.
Пора, подумал Хейм. Кровь бешено застучала в висках.
— Один из наших поэтов так сказал о том, что я имею в виду, — медленно проговорил он и продолжал по-немецки, — Когда мы выйдем на берег реки и увидим справа от себя мост, тогда прыгаем вниз и плывем к нему.
Он не отважился взглянуть на Вадажа, чтобы увидеть, как тот прореагировал на его слова. Как во сне он услышал вопрос Синби, в голосе алерона звучало некоторое смущение:
— Что означают эти слова?
— Человек, достойный звания человека, никогда не теряет веры в себя, если только в нем не умерла человечность, — совершенно бесстрастно ответил Вадаж.
Молодец, мысленно похвалил его Хейм. Но в основном все его внимание было сосредоточено на ружьях, нацеленных ему в спину.
Они пошли по набережной в западном направлении.
— И все же я не совсем понял, — прозвучала трель Синби. — Алероны тоже не лишены чувства гордости и достоинства. Так в чем же разница?
Хейм почувствовал, что больше медлить нельзя. Момент, казалось, был довольно подходящий. Во всяком случае, если попытка будет неудачной, все завершится вечной тьмой и концом всех страхов.
Он остановился и облокотился на ограждение.
— Разница, — сказал он, — объясняется в другом изречении того же поэта, — и процитировал по-немецки. — Сейчас я столкну этого типа в воду. После того прыгаем вместе. — Затем добавил алерону, вновь переходя на английский: — Это… э-э… трудно перевести. Но взгляните вниз.
Вадаж присоединился к ним. Его губы тронула едва заметная улыбка:
— Стихотворение основано на высказывании Гераклита: дважды в одной реке не искупаешься.
— Я читал об этом, — пожал плечами Синби. — Столь ужасные мысли встречались довольно редко.
— Видите? — Хейм положил руку на плечо алерона и подтолкнул его вперед так что теперь Синби тоже стоял, перегнувшись через ограждение. Текущая поверхность приковала к себе его взгляд, словно загипнотизировала. — Вот вам один из основных человеческих символов, — сказал Хейм. — Река, связанная с морем, может затопить огромные площади суши, если эту реку запрудить. Движение, сила, судьба, само время…
— На Алероне нам это неведомо, — прошептал Синби. — В нашем мире одни лишь голые скалы.
Хейм сомкнул пальцы на его шее, а другой рукой оперся об ограждение. Одно движение плечом — и, опрокинувшись через ограду, они вместе полетели в реку.
Глава 8
Тяжелые башмаки тащили вниз. Отпустив алерона, Хейм перекувырнулся и вцепился ногтями в их застежки. Свет из зеленоватого стал коричневым, а затем и вовсе исчез. Вода — холодная и тяжелая — переворачивала его. Долой один башмак… затем второй… Отчаянно отталкиваясь руками и ногами, Хейм устремился вверх. Легкие, казалось, готовы были разорваться. Преодолевая сопротивление воды, Хейм понемногу выпускал воздух через рот. Сознание начало затуманиваться.
«Ну-ка, — подумал он, — сейчас либо воздух, либо огненный луч».
Слегка высунув лицо из воды, чтобы только набрать в легкие воздуха, Хейм краешком глаза увидел набережную и снова ушел под воду.
Еще трижды он повторял этот маневр, прежде чем решить, что отплыл уже достаточно далеко и можно рискнуть посмотреть, где Вадаж. Стряхнув воду с волос и протерев глаза, Хейм поплыл австралийским кролем. Над одетыми в подкрашенный бетон берегами реки высились деревья, сквозь золотисто-зеленую листву которых просвечивали солнечные лучи. Иногда в поле зрения появлялись коньки крыш, но в основном над кронами деревьев сияло лишь бесконечное синее небо.
