Александр Силаев - Армия Гутэнтака
- Ну ладно, я пошла, - Вьюзова улыбнулась и протянула свою маленькую ладошку.
В ожидании ключа. Прошла тихая секунда.
- Ну ладно, Оля, - сказал он, отступая на шаг. - Я в сотый раз могу сказать, что люблю тебя. А, ладно...
Он достал из внутреннего кармана школьный мини-"браунинг", полученный год назад. Одним движением снял с предохранителя и передернул затвор, все как учили.
Выстрелил в угол. Стеклянная вазочка разлетелась вдрызг.
А затем поднял "браунинг" и выстрелил ей в голову.
Вьюзова упала на светло-серый линолеум. Слишком быстро упала. Он опустил пистолет, внимательно посмотрел. Дверца шкафа была пробита. Слишком быстро упавшая мастер Вьюзова в неудобной позе лежала на полу. Без царапин и синяков. Смотрела на него непонимающими глазами, однако без страха. Только удивление.
Она медленно поднялась, он не стал ей помогать или стрелять снова. Смотрел ей в глаза, как и минуту назад. Вьюзова присела на краешек стола. Она рассмеялась, а затем рассмеялся он, а затем она серьезно спросила:
- Неужели все так серьезно?
- Конечно, - ответил он.
Они молчали секунд пять, за окном по-прежнему гомонили.
- Иди ко мне, - нежно-требовательно сказала она, он подчинился. - Здесь и сейчас.
Она целовала его, а затем сняла пиджак со значком советника, а затем сняла остальное. А затем стемнело и пошел дождь. Никто не ломился в давно закрытую дверь, и ключ дремал в его зеленом кармане.
А затем он стоял за разваленными ларьками.
- Не плачь, глупая, - говорил Михаил Шаунов зареванной девушке. - Ну не надо, лучше улыбнись. Когда улыбаешься, ты очень красивая. А когда плачешь, то так себе.
Он пытался ее погладить, застегивал на ней зеленую курточку.
Гутэнтак стоял в стороне. С Ольгой Вьюзовой он занимался любовью раз пять, но ко Дню Империи оба поняли, что в восемнадцать лет - немало иных занятий. Она убедила его. Теперь они добрые друзья, вместе ходят на теофил и сплетничают про деяния консулов. Как ни странно, он смотрит на нее почти без желания, хотя и верит, что нет на свете никого совершенней. Ольга Вьюзова - мастер, полгода вела у третьей группы "любовь". Над левым соском у нее царапина: однажды Оля надевала золотистый значок прямо на майку.
- Извини меня, - ласково говорил Миша. - У нас, оформителей, такая мораль. Давай я дам тебе денег, а? Ты не обидишься? Сто долларов, для тебя ведь это серьезно. Как тебя зовут, наконец?
- Света, - сказал она.
- Какое изумительное имя! - воскликнул он. - Скажи, что не сердишься на меня. Ну правда, Свет. Мне больно, что я сделал тебе больно. Я ведь добрый и хороший, честное слово. Способный к дружбе и настоящей любви.
Она улыбнулась она сквозь зареванность:
- Я сержусь.
- Значит, не сердишься! - радостно заключил Миша. - Улыбка знак прощения.
Он старательно счищал грязь с ее курточки, трепал волосы и даже норовил подтянуть колготки. Носовым платком промокал распахнутые глаза, возил фиолетовой рысью по лицу и шептал ей причудливую любомуть.
Гутэнтак улыбался другу: того, как он понял, снова потянуло на добродел. С Мишей бывало, оформитель он не стойкий, временами заносит на искупить.
- Пошли отсюда, - предложил он. - А то менты придут, оштрафуют за убийство. Ты защищался, но им-то чего докажешь?
- Какие оштрафуют? - презрительно сказал Миша. - Менты-кранты, что ли? Меня оштрафует только национальная гвардия.
- Но все равно, Миш, труп-то лежит. Понятно, что убил при защите. Но те же менты настучат магистру, а это колун в карточку-5.
- Мы ведь возьмем с собой Свету? - спросил он, зная ответ.
- Свету?! - обрадовано закричал Гутэнтак. - Я сочту за честь. Ведь это красивейшее на свете создание, милейшее и к тому же умнейшее. Скажи мне, Света, а какое заведение имеет счастье тебя обучать?
- Я учусь в миру, - застенчиво сказала она.
- Ладно, Света,- по-доброму сказал Михаил Шаунов. - Во-первых, мы это знаем, а во-вторых, это простительно.
- И вам не зазорно со мной?
Вот окучили-то простоквашных, мелькнула мысль.
- Брось, Света, нам радостно и приятно.
- Вы издеваетесь? - спросило умнейшее на земле создание.
Миша с нежностью поцеловал ее в нос. Прошептал на ушко, чуть касаясь его кончиком языка:
- Нет, моя хорошая.
И с этими словами они пошли по большому городу.
Из кармана мишиного полуплаща выпало расписание, осталось лежать, мокнуть под будущими дождями и разлагаться.
9.35. Пассионарная этика.
11.10. Эстетический канон.
12.45. Принципы магии.
14.20. Правоведение.
СРЕДА
8.00. Осн
До обеда они бродили со Светой, заходили в парк, поднимались на вертухе. Притомились, сели на голубую лавку, кормили голубей и смеялись от души над прохожими. Доехали до Скатерной. Закусывали булочками с изюмом в кофе "Нагваль", запивая горячим кофе. Забрели на выставку работ художника Гагальюна. - Ну полная чушь, - признавалась Света, видя перед собой размытые цветовые пятна.
- Это не чушь, Света, - наставительно завирал Гутэнтак. - Это стиль гиперпофигизма. Чтобы в нем работать или хотя бы понимать, надо иметь большую художественную душу. Принцип прост: чем хуже, тем лучше. Но закавыка в том, что принцип "как хуже" надо проводить мастерски, а это, согласись, куда сложнее, чем рисование традиционно хороших картин.
- Никогда бы не подумала, - смешно вздыхала неученая Света.
- Учись, девушка, пока он жив, - добродушно подсмеивался Миша. - Он у нас большой художник. Вот будет мертв, ничему уже не научимся.
- А вы правда такие умные, как по телевизору?
- Ну какие же мы умные?
Они захлопнули дверь художественного салона, угодили под мелкий дождь.
- У нас так, - сказал Миша, - по четным числам мы гении, а по нечетным маньяки.
- Сегодня как раз двадцать пятое...
- А что, не чувствуется?
- Чувствуется, - смущенно сказала Света.
- У меня по-другому, - пояснил Гутэнтак. - Я-то как раз гений по нечетным. Замечаешь?
На перекрестке Скатерной и Наполеона Миша подошел к старушке в синем пальто и купил у нее зонт для Светы. Бабушка мокла и улыбалась тройной цене. Ох уж эти козлы, думала она про себя, почувствовав стиль воспитанника.
Он предложил зайти в казино, но "Эльдорадо" закрыто еще шесть часов. Света предложила ходить вдоль берега.
- Господи, как я убалдеваю с природы! - воскликнул Гутэнтак, когда они двинулись.
На берегу тремя ярусами росли деревья, желтилась трава и шел дождь. Они спустились на нижний, к самой воде. Дождь падал вовсю, капельки тарабанили о камень, поднимая мягкие круги на воде.
Гутэнтак присел на корточки.
- Бог везде, - сказал он. - Вот сейчас он в капельках дождя, завтра будет еще где-нибудь.
- В капельках - это да, - сказал Миша. - А вот насчет где-нибудь я сомневаюсь.
