Михаил Савеличев - Фирмамент
А как насчет крови? Что-то они не замечают в окружающем мире. Или это дано только ей? Но вселенная все еще не позволяла сделать ни одного самостоятельного движения в этой клоаке. Ангел встал, поднял с пола баллон, от которого, как оказалось, воняло чем-то невообразимо горючим, протянул к лицу Одри растопыренную трехпалую руку и сказал:
— Сидите здесь, леди.
Большой шутник. Одри оставалось только захихикать, но сдержалась.
— Ты заметил, что она голая? — настаивал уходящий скептик.
— Заметил, заметил. Доживи до ее лет, пугало, и тебе будет все дозволено.
— Как-то странно.
— Не урони баллон.
Они далеко не ушли — напротив камеры малых сил остановились, сгрузили ношу, извлекли из-под плащей блестящие детали, провода, и принялись что-то свинчивать, обмениваясь междометиями. Типичные лаборанты, с неожиданным презрением окончательно решила для себя Одри. И замашки у них, как у младенцев. Неуклюжие, неловкие. Жуки. Они и вправду походили на жуков толстые, сверкающие, неповоротливые, жужжащие. Когда их тела соприкасались, то по коридору распространялся шелест трущихся хитиновых поверхностей.
Наконец лаборанты закончили бестолковую возню, и на полу между ними и камерой расположилось сооружение с угрожающим раструбом, повернутое в сторону Одри. Так, дезинфекция. Господи вашу бабушку. Этого нам как раз не хватает. Холодно? Сейчас будет жарко.
Но огнемет повернули к камере, из которой все еще доносилось хныканье противнее, чем возня жуков. Как такое можно производить на свет, мысленно спросила свой живот Одри. Кто на такое решился? А главное — здесь? Ели они их, что ли… Думай, думай, не отвлекайся. Придет и твоя очередь. Кстати, что у меня с руками? Ну язвы, ну дыры, ну гнойники. Посади вас, идиоты, на нейрочипы, посмотрела бы я во что превратятся ваши мозги, если они есть, конечно. И позвоночник. И мировоззрение. Это да. Что там кожа! Так, поверхностное натяжение. Сменная запчасть. Мозги не сменишь.
Ну вот, подошла и ее очередь. В походке ангелов-лаборантов обнаружилась внезапная неуклюжесть, словно они использовали для дезинфектора некоторые важные части своего механизма, и теперь под их плащами что-то скрипело, жестко ударялись друг о друга металлические детали, а кожа вспучивалась в совсем неожиданных местах. Они вновь встали над ней в некоторой задумчивости, но теперь Одри знала, что ей нужно сделать с уродами.
— Я хочу есть, — как можно капризно сказала она в огоньки масок. — Мне холодно.
Несмотря на то, что все это было правдой, имитировать старчество удавалось с трудом — практика отсутствовала, да и необходимость подделываться под нечто, по своему возрасту и положению близкое к великим, смотрящее на любое существо, как на силу малую, презрения достойную, не стоящую и плевка, не то что просьбы, вызывало некий совестливый протест. Одри очень надеялась, что отсутствие приказности в голосе будет воспринято как свидетельство ее глубокого маразма после несанкционированных инъекций (ходили слухи о столь странном занятии среди великих, желающих вернуться в собственное ничтожество).
— Леди, назовите свое имя, код, и все будет немедленно предоставлено вам в рамках положенного для нештатных ситуаций.
Лаборант вытащил из кармана детектор и сунул ей под нос экранчик, замызганный слюнями, отпечатками пальцев и губ. Вот мы и попались, разочарованно решила Одри. Она отвернулась.
— Мы настаиваем, леди. Ваше состояние внушает нам необходимость оказания вам немедленной помощи. Прошу вас.
— Внушает — так оказывай, — капризно распустила губы Одри. Препираться можно было долго, но теперь они не отстанут от нее.
— Леди, прошу вас — назовите ваше имя и код.
— Ван Хеемстаа, — буркнула Одри.
Но ничего особенного не произошло. Детектор никак не среагировал, и лаборант даже в некотором отчаянии потряс его.
— Урод, ты когда в нем батарейку менял?
— Простите, леди?
Одри вздохнула.
— Он у тебя не работает, — терпеливо стала объяснять она. — В нем сдохла батарейка или что там ты в него засовываешь.
Лаборанты переглянулись и вроде как рассмеялись.
— Откуда у нас батарейки, леди? Это — игрушка.
Черт. Черт. Одри прижалась затылком к ледяному камню. Ну конечно, кто таким болванам доверит детектор. Конечно, игрушка! Незамысловатая проверка. Какое счастье, что она забыла об игрушках. А они у нее вообще были? Куклы? Коляски? Клоуны? Забытые имена чего-то невообразимого, презренные муляжи подлинной жизни, костыли малых сил. Нет. Темнота. Вдруг она и вправду стала принадлежать к великим? Так сказать, жизнь подействовала? Или это уже передается половым путем? Вялотекущая венерическая болезнь власти и богатства.
Лаборант, ставший теперь уже ангелом-хранителем, опустился перед ней на колени, позвякивая и стуча, осторожно разогнул ей руки и осмотрел раны. Внимательно, или невнимательно — под маской взгляд разобрать невозможно. Возможно, он там дремал по службе. Потом такому же осмотру были подвергнуты ноги.
— Ты, случайно, еще и гинеколог? — закапризничала Одри.
Ангел, пожалуй, смутился.
— Простите, леди, мы должны установить истину. Вам требуется помощь.
Второй ангел извлек откуда-то аптечку, и они споро обмотали сгибы локтей и колени бинтами. Грязная кожа стала выглядеть еще ужаснее.
— Леди, вы сможете идти сами?
— Нет, — теперь уже точно честно призналась Одри.
За время сидения на полу тело действительно как-то расплылось, подтаяло, и ангелу пришлось повозиться, прежде чем он просунул под нее руки, поднял и прижал к твердой груди. Это оказалось больно. Запас льда под черепом иссякал, и коридор раздробился на крупные квадраты, как в неотлаженном мониторе. Не выпуская силок из кулака, Одри обхватила спасителя за шею. Блестел собранный дезинфектор, пуская слюни напалма, к нему тянулись худенькие ручки, что-то трещало, выло, как в ненастроенной рации, потом медленно и величаво вспухло огненное облако, заливая камеру, но места там ему не хватило, стена багрового огня стала приближаться к Одри и ангелам, она хотела крикнуть, она даже крикнула, но ангелы не обернулись, а лишь чуть-чуть, как ей показалось, прибавили шаг, коридор вытянулся на несколько световых лет, но пламя не отставало, выбрасывая жаркие языки и оставляя подпалины на спинах, затянутые в кожаные плащи. Холод сидел в ее теле настолько глубоко, что она не чувствовала жара, лишь с ледяным любопытством, как будто унижаясь, смотрела в бездну смерти.
Ад уплотнялся и ревел. Хотелось зажать уши, зажмурить глаза, но, видимо, в самом деле нечто сдвинулось в ней вдаль от малых и мелких сил, так как казалось, что в подобной трусоватости присутствует фальшивая драматичность, она лишь вцепилась ангелу в плечо, на мгновение почувствовав как там, где-то под плащом, ходят, перекатываются некие металлические части. Ангел в ответ успокаивающе побарабанил пальцами по ее спине. И, наконец, их все же окатило, облило чем-то вонючим, сладким и горячим, вонзилось в голую кожу миллионом иголок, сбило с ног, закрутило, поволокло, разметало. В какую-то ясную секунду Одри нашла себя стоящей на четвереньках, упрямо упирающейся в плотный ветер взрыва, но затем мгновение разлохматилось, пошло швами и зацепками, расплавилось, вот только ей все еще не было жарко. Потом буря миновала, но это помогло мало, так как аварийный свет неуверенно мигал, вдоль стен изгибались страшные пятна копоти, а где-то вдали нечто рушилось и разбивалось вдребезги. Абсолютно нехорошие звуки в гигантской реанимационной палате на несколько тысяч человек. Искусственное дыхание, искусственная кардиостимуляция, искусственная система выделения, искусственная жизнь, в конце концов. Тем не менее, гравиконцентрат еще работал, а воздух пока не приобрел характерного привкуса отключенной вентиляции.
