Кристофер Прист - Мир реального времени
Он на ходу кивнул Кверрелу, потом взглянул на меня:
– Кверрел уже сказал вам?
– Сказал мне, что?
Вмешался Кверрел:
– Нет, не сказал. Момент был слишком неподходящим.
Несмотря на от, что дело касалось лично меня, подкупало его желание смягчить остроту момента. Я спросил Дженсона:
– Вы были в курсе?
– Думаю, нам следует поговорить кое о чем другом.
Я недоумевал, какое отношение мог иметь Дженсон к любовной интрижке Кверрела с моей женой.
Кверрел поднялся на ноги и направился к двери:
– Извините меня за отказ от участия, – сказал он. – На сегодня с меня довольно.
Я смотрел ему в спину, пока он не вышел в коридор.
Не трудно заметить, что давая характеристику работы обсерватории, я позволил себе некоторую скупость в описании деталей. На то есть причины.
Можно было бы, например, сказать, что в условиях, где существование сконцентрировано на какой-то определенной деятельности, такой как научное изучение чужой планеты, поведение каждого обязательно окрашено тем, чем он занят. Я вспоминаю в этой связи замечательную свободу выражения персоналом эмоций, когда делались открытия минералов, бактерий и различных более высоких форм жизни.
Главная причина моей неохоты вдаваться в подробности заключается в несоответствии всех направлений деятельности персонала истинному назначению его пребывания в обсерватории, о котором известно только мне.
Скрывать правду совершенно необходимо; однако далеко не по той же причине, по которой персонал не знает об экспериментальной проверке теоретических выкладок Толньюва.
Но судите сами: 2019 год; планета, на которой предполагалось проведение наших исследований, по логике вещей, не могла быть планетой солнечной системы; человечество еще не развило свою технологию до такого уровня, который позволял добраться до такой планеты. Нашу обсерваторию окружает вакуум – это неоспоримо, потому что с утечками воздуха из кают постоянно приходится бороться, – и все же снаружи нам открывается присутствие жизни. Ни одному члену персонала не приходит в голову задуматься над этими несуразностями.
Джейсон подошел к телефону и несколько минут говорил с двумя-тремя коллегами. Воспользовавшись тем, что остались одни, мы с Клэр обменялись парой слов. Сначала она отмалчивалась и держалась неприветливо. Затем ее понесло и она разговорилась.
Она сказала, что несколько недель переживала и была в депрессии, беспокоясь за меня. Что не могла поговорить со мной. Что я не шел ей навстречу. Некоторое время она подозревала, что у меня завелась другая женщина, но осторожное дознание дало ей успокоение на этот счет. Она сказала, что подвергалась давлению других ученых, старавшихся в определенном отношении отдалить ее от меня, и что параллельно менялось ее отношение ко мне. Я спросил, что она понимает под этими парраллелями, и она ответила, что это связано с присутствием здесь Дженсона. Она сказала, что ее любовная связь с Кверрелом в определенной мере стала следствием всего этого и что если бы я не вел себя столь таинственным образом, ничего бы не случилось.
– Так ты хочешь сказать, что я, по-твоему, прячу за пазухой какой-то камень? – спросил я.
– Да.
– Но это не так. По крайней мере, во всем, что касается нас с тобой.
Она отвернулась:
– Я тебе не верю.
Дженсон оставил, наконец, телефонную трубку и вернулся к нам. На его лице было выражение, какое я редко видел у персонала в обсерватории. Общим для их лиц давно стала скука и отчаяние, но лицо Дженсона светилось целеустремленностью и решимостью.
– Нынешней ночью у вас очередная транзорная связь, не так ли?
– В одиннадцать: тридцать реального времени.
– Прекрасно. Как только она закончится, мы покидаем обсерваторию. Вы с нами?
Я разинул от удивления рот. То, что он сказал, свидетельствовало о потере чувства реальности чуть ли не на грани измены собственному «я». Ни он, ни кто-либо другой член персонала не могли додуматься до такого. Каждый из них был индивидуально обусловлен против подобного решения при любой ситуации.
Клэр добавила:
– Именно это я и имела в виду. Мы уже несколько недель разрабатываем этот план. Меня просили не говорить тебе.
– Но это невозможно!
– Невозможно выйти? – Дженсон улыбнулся так, будто я нуждался в его поддержке. – Мы намерены воспользоваться аварийной эвакуацией. Ничего нет проще.
Что бы могло или не могло быть за бортом обсерватории – принимай ты официальную версию того, что она собой представляет, или, как было в моем случае, знай истинное положение дел, – не могло быть сомнения, что нас окружает глубокий вакуум. Либо вакуум открытого космоса, либо какого-то другого, более привычного вида. Ни один здравомыслящий человек не может надеяться выжить в нем без специального снаряжения жизнеобеспечения. Дженсон это знал; все знали.
– Вы спятили, – сказал я. – Вы не в состоянии уразуметь истинное положение вещей. – Я старался придать звучанию своих слов эмоциональный оттенок, но имел в виду именно то, что говорил. Его поведение свидетельствовало об утрате здравого смысла, а тот факт, что Дженсону удалось получить поддержку других, указывал, по определению, на групповое умопомешательство. – Вы не знаете, что вас ожидает снаружи.
Клэр снова вмешалась в разговор:
– Мы знаем, Дэн. Знаем уже довольно давно.
– Эта планета необитаема, – сказал я. – Формы жизни, которые вы наблюдаете, несовместимы с углеводородным циклом. Даже если вам удастся прорваться сквозь поле обратного смещения, вы не сможете выжить.
Я твердо держался официальной версии. Дженсон и Клэр переглядывались. Еще не закончив говорить, я знал, что они не откажутся от своего намерения.
Пора поговорить вот о чем.
Орбита Луны удалена от Земли на расстояние примерно четырехсот тысяч километров. Она оборачивается вокруг своей оси ровно за то время, которое ей требуется на один цикл обхода своей орбиты. Однако орбита имеет форму эллипса, поэтому скорость движения Луны по орбите меняется в зависимости от расстояния от Земли. В результате, наблюдатель, находящийся на поверхности Земли, видит диск спутника своей планеты слегка колеблющимся из стороны в сторону, словно Луна укоризненно качает головой. Это движение называется либрацией. На северо-восточной кромке Луны, если смотреть на нее с Земли, находится кратер Жолио-Кюри. В течение 28 суток лунного месяца этот кратер с Земли не виден. Но каждый месяц наблюдатель, находящийся в кратере, в течение нескольких часов может видеть появляющуюся из-за горизонта Землю.
На дне этого кратера, как раз в той узкой полоске лунной поверхности, с которой видима в это время Земля, и находится обсерватория. Я взглянул на часы и спросил:
