Филип Дик - Предпоследняя правда
Вспомнив о поясе Джеймисона-Френча, Бонни сообразила, что рискует пропустить событие дня. Она тут же ринулась в гостиную, где стоял телевизор и включила его. «Интересно, неужели его уже запустили? — подумала она, быстро взглянув на часы. Нет, до запуска еще полчаса». Экран засветился и, само собой, на нем появилось изображение ракеты, пусковой площадки, суетящихся вокруг людей, снующих взад-вперед машин. До запуска еще явно оставалось время, да и мистера и миссис Дэнджерфилд на борту не было.
Первая супружеская пара, решившая эмигрировать на Марс, насмешливо напомнила она себе. Интересно, какие чувства сейчас испытывает Лидия Дэнджерфилд…высокая блондинка, отлично отдающая себе отчет в том, что их шансы благополучно добраться до красной планеты по расчетам не превышают шестидесяти процентов. Да, конечно, там их ожидает модерновое оборудование, прекрасное жилье и вспомогательные сооружения, но разве все это стоит риска сгореть во время полета? Тем не менее, запуск должен был потрясти советский блок, которому так и не удалось основать колонию на Луне. Русские там раз за разом бодро гибли либо от удушья, либо от голода — от чего именно толком никто не знал. Как бы то ни было, колония так и не состоялась, и была вычеркнута из анналов истории столь же загадочным образом, как и появилась.
Идея НАСА отправить на другую планету всего одну супружескую пару, мужчину и женщину, вместо того, чтобы посылать в неизведанное целую группу, буквально потрясла Бонни. Они инстинктивно чувствовала, что чиновники своим нежеланием внести в проект элемент случайности попросту накликают беду. «Куда лучше было бы, — думала она, сидя перед телевизором и следя за тем, как техники заканчивают подготовку ракеты к старту, — если бы отправили несколько человек, допустим из Нью-Йорка и, например, из Калифорнии. Как же это называется? Ах, да, перестраховка. В любом случае, не стоит класть все яйца в одну корзинку… впрочем, НАСА всегда так поступала: в космос с самого начала их запусков всегда отправлялся лишь один человек, главным была реклама. Когда Генри Чэнселлор в 1967 году сгорел на своей космической платформе, за его гибелью у экранов телевизоров наблюдал весь мир — зрелище было ужасное, однако, его транслировали в эфире. Реакцию публики была такова, что на Западе дальнейшие космические исследования отложили на пять лет».
— Итак, как вы сейчас видите, — негромко, но достаточно поспешно вдруг заговорил комментатор «Эн-Би-Си», — подходят к концу последние приготовления. Прибытие мистера и миссис Дэнджерфилд ожидается с минуты на минуту. Позвольте напомнить вам, просто на всякий случай, о той серьезнейшей подготовке, которая предшествовала…
— Да ну тебя! — в сердцах буркнула Бонни, ее аж передернуло, и она поспешно выключила телевизор. Не могу я на это смотреть, сказала она себе.
С другой стороны, чем же тогда заняться? Просто просидеть все следующие шесть часов — впрочем, скорее следующие две недели — и грызть ногти? Единственным ответом было только попросту забыть о том, что сегодня день отлета Первой Четы. Хотя, теперь уже забывать об этом было слишком поздно.
Ей было приятно называть их про себя именно так: Первая Чета… это отдавало чем-то сентиментальным, старомодным, чем-то из научно-фантастического романа. В очередной раз история Адама и Евы, если не считать того, что Уолт Дэнджерфилд ничуть не напоминал Адама. Он и отдаленно не напоминал супермена, скорее был самым обычным человеком. Эта его вечная кривая саркастическая улыбка, манера запинаться во время многочисленных довольно циничных выступлений на пресс-конференциях. Бонни просто восхищалась им. Он не был слабаком, он был не из тех молодых стриженых под «ежик» блондинистых роботов, всегда готовых выполнить очередное задание родных ВВС. Уолт был настоящим мужчиной и, наверняка, именно поэтому выбор НАСА и пал на него. Его гены — они наверняка были самим совершенством, плодом четырехтысячелетнего развития культуры, природным даром от всего человечества. Уолт и Лидия станут основателями Новой Терры… со временем Марс заполонит множество маленьких дэнджерфилдиков, наделенных недюжинным интеллектом, и в то же время живостью, столь характерной для их отца.
— Представьте себе это, как длиннющее шоссе, — однажды сказал в интервью Дэнджерфилд, отвечая на вопрос одного из журналистов по поводу подстерегающих их опасностей. — Миллиарды миль десятиполосной автострады… без встречных машин, без медлительных грузовиков. Ну, скажем, как часа в четыре утра… на дороге только вы и ваш автомобиль, и больше никого. Так что, как говорится, не стоит брать в голову. — При этих словах на лице его расцвела привычная улыбка.
Бонни нагнулась и снова включила телевизор. И, конечно же, на экране тут же появилось круглое лицо Дэнджерфилда в очках. Он уже был облачен в скафандр, только шлема еще не было. Рядом с ним стояла Лидия и молча слушала, как муж отвечает на вопросы.
— Я тут слышал, — протянул Уолт, как будто, перед тем как ответить, пробовал вопрос на вкус, — будто в Бойсе, столице Айдахо какая-то ПОЛ страшно беспокоится за меня. — Он взглянул на одного из корреспондентов, очевидно задавшего какой-то вопрос. — Что за ПОЛ? — переспросил Уолт. — Ну, это… в общем это сокращение придумал великий, к сожалению ныне покойный Херб Канн, а означает оно Пожилая Одинокая Леди… сами знаете, такие есть всегда и везде. Кстати, может и на Марсе окажется одна из них, и нам придется жить с ней по соседству. Короче, эта, из Бойса, насколько я понял, немного нервничает по поводу меня и Лидии, опасаясь, как бы с нами чего не случилось. Поэтому, она прислала нам талисман. — Он поднял его повыше, неуклюже сжимая рукой в огромной перчатке. Журналисты оживленно зашептались. — Симпатичная штука, верно? — спросил Дэнджерфилд. — Скажу вам больше: знаете, от чего она лучше всего помогает? От ревматизма. — Присутствующие так и покатились со смеху. — На случай. Если мы там на Марсе подхватим ревматизм. А может, подагру? Да, кажется, она писала насчет подагры. — Он повернулся к жене. — Верно ведь?
Вряд ли, подумала Бонни, существуют талисманы, предохраняющие от метеоритов или радиации. Ей вдруг стало грустно, ее охватило горестное предчувствие. А может, ей взгрустнулось потому, что сегодня Бруно Блутгельд посещал психиатра? Печальные мысли, проистекающие из этого факта, мысли о смерти, радиации, ошибках в расчетах и ужасной неизлечимой болезни.
Нет, я все же никак не могу поверить, будто Бруно стал параноидальным шизофреником, сказала она себе. Это просто временное недомогание, и при квалифицированной психиатрической помощи — пара одних пилюль, пара других, и он вскоре поправится. Скорее всего, это физическое проявление эндокринных нарушений, а эндокринология в наше время буквально творит чудеса. Это вовсе не какое-то психическое заболевание, проявившееся под влиянием стресса.
