Очень странные миры - Филенко Евгений Иванович

– Не скажу, что мне нравится происходящее… – начал было Элмер Э. Татор, но был остановлен на полуслове.

– Никаких поводов для беспокойства, Эл, – промолвил Кратов. – Это ожидаемое событие. Я даже несколько удивлен затянувшейся прелюдией. И я очень скоро вернусь на то самое место, где сейчас стою.

– Да, я помню, – иронически заметил Татор. – Все затянется на сутки, не больше. Ты уже говорил.

– Но ведь до пятницы ты свободен, не так ли? – усмехнулся Кратов. – Кстати, какой сегодня день?

– Мы не на Земле, Кон-стан-тин. А как называются дни на Амрите, не было повода выяснить.

– У тебя будет на то время. Считай, что тебе и твоему экипажу выпал еще один незапланированный отпуск.

– Они и так уже разболтались свыше всякой меры, – проворчал Татор, глядя в сторону. – Было бы не в пример разумнее, чтобы к месту назначения тебя доставили мы, а не какой-то посторонний транспорт. Неизвестно даже, кто им управляет. Какой-то чертов Летучий Голландец.

Когда Кратов поймал себя на том, что в пятый раз намеревается заявить, что ему ничто не угрожает, все поняли, что прощание затянулось.

Они обменялись рукопожатием. Затем Кратов отсалютовал сбившемуся в понурую кучку экипажу «Тавискарона» (даже Брандт выглядел удрученным, что для него было вовсе нехарактерно) и направился к трапу чужого корабля. Он давно уже утратил представление о современных моделях космических аппаратов, в особенности иноземных. Даже сама принадлежность корабля к какой-то определенной цивилизации превратилась для него в неразрешимую загадку. А когда-то он мог установить это с одного, ну хорошо, с двух взглядов… Поэтому он благоразумно оставил бесполезные попытки воскресить былые навыки. Скоро все разрешится само собой.

Возле трапа его дожидались ксенологи-неразлучники Урбанович и Ветковский, все в тех же несуразных одеяниях по местной моде.

– Вы тоже летите? – осведомился Кратов.

– Ужасно хотелось бы, – признался Ветковский. – Невыносимо!

– Увидеть тектонов в естественной среде обитания! – добавил Урбанович, заводя очи к небу. – Это же мечта всякого ксенолога.

– «Привычное лицемерие есть порок, порождаемый либо врожденной лживостью, либо робостью, либо существенными нравственными изъянами», [42] – значительным голосом промолвил Кратов.

– Это вы от малыша Санти подхватили привычку к цитатам? – сочувственно спросил Ветковский.

– И никакого лицемерия, – заверил Урбанович. – Всего лишь профессиональная деформация личности. Давно за собой замечаю и всячески борюсь с этим пороком. Мой психоаналитик скоро сойдет с ума. Если же принять во внимание, что это молодая женщина, и погружение в пучины ее психологии захватывает намного более, нежели в мои мелководья…

– К тому же тектоны – это было давно! – сказал Ветковский. – И очень поверхностно. Нас даже не пригласили к столу.

– Да и что там могли быть за столы! – подхватил Урбанович. – Консоме из лучистой энергии, сотэ из межзвездного эфира с блуждающими нуль-потоками. Такое меню способно отбить аппетит даже у кархародона…

– Иными словами, – сказал Ветковский почти серьезно, – вам, Консул, предстоит короткий скучный полет.

– За котором последует непродолжительное, но чрезвычайно познавательное общение.

– Мы будем лишены удовольствия развлекать вас своей болтовней.

– Но наше отсутствие в вашем жизненном пространстве с лихвой компенсируют тектоны, – сказал Урбанович. – Надеюсь, они оправдают все ваши ожидания… Наша миссия завершена, Консул. Были бы рады увидеться с вами при иных обстоятельствах, более располагающих к откровенности. А пока вынуждены самоустраниться из цепочки посредников, как избыточное и бесполезное звено.

– Если бы все поменьше интриговали, – сказал Кратов, – от этого звена можно было бы избавиться в самом начале.

– Тогда мы были бы лишены удовольствия сойтись накоротке, – сказал Ветковский.

– К тому же вы никак не реагировали на подаваемые вам сигналы, – сказал Урбанович. – Ломили напролом, как танк…

– И не нужно было бы громить добротную космическую станцию, – мстительно продолжал Кратов.

– Этого не должно было случиться! – взмолился Ветковский. – Никто не собирался ни на кого нападать и ничего громить!

– Неписаное золотое правило ксенологов: не лгать коллегам, – напомнил Кратов.

– Это не ложь! – вспыхнул Ветковский. – Да, мы не были до конца откровенны. И сейчас о многом вынуждены молчать. Специфика миссии! В конце концов, это не наши тайны. Но чтобы лгать?!

– Тектоны не всемогущи, – сказал Урбанович. – Порой они производят такое впечатление на неокрепшие умы. Но тектоны тоже совершают ошибки и не способны удержать в поле зрения всю полноту событий. «Чувство мира» – замечательная способность извлекать информацию из любой точки Галактики. Если знать, куда обратить свой взор… Галактика слишком велика и сложна даже для тектонов.

– Если честно, – сказал Ветковский, – с вами с самого начала все пошло наперекосяк и не так, как нужно. Сложный вы человек, Консул, сразу и не подумаешь… Надеюсь, там, куда вы направляетесь, вам дадут точные ответы на точные вопросы.

– Я тоже надеюсь, – сказал Кратов. – Недомолвки мне порядком надоели.

– И все же очень хотелось вас сопровождать, – объявил Ветковский. – Ужасно! Чудовищно! Когда еще доведется увидеть, как извиняются тектоны?!

Урбанович злорадно захохотал.

– Поделом им, – сказал он. – Прощайте, Консул. Когда вернетесь, нас здесь уже не будет. Уходить надо красиво и вовремя.

Кратов вскинул брови и внимательно посмотрел ему в глаза.

– Нет-нет, что вы! – Урбанович замахал руками. – Мы свои! Можете проверить. У меня родители в Торжке, а у Льва, натурально, во Львове. Просто мы работаем не на Федерацию, а на иные, горние инстанции, А то, о чем вы подумали… Лилелланк перед тем, как исчезнуть, обронила эту емкую фразу. И я счел, что она сейчас как нельзя к месту.

– Черт, я только сейчас допер, – сказал Ветковский и задумчиво поскреб в затылке. – А ведь у нас с нею была общая миссия!

– Я всегда знал, что ты жираф, – сообщил ему Урбанович. – «Между жвачными встречаются такие животные, которые по форме своей мало согласуются с другими ныне живущими существами и скорее похожи на сказочные образы давно прошедших дней…» [43]

– Тихушники, мать вашу, – досадливо сказал Кратов.

2

Едва ступив на борт чужого корабля, Кратов сразу понял причину столь необычного поведения экипажа.

Он-то грешным делом рассчитывал, что у трапа его встретит первый навигатор, поприветствует на одном из галактических языков вокального типа и произнесет короткую прочувствованную речь, в каковой опишет в общих чертах неоспоримые преимущества находящегося за его спиной транспорта перед всеми другими космическими аппаратами этой части мироздания, воздаст хвалу команде и посулит приятное времяпрепровождение. Так поступали все и всегда, с известными отклонениями от традиции, каковые целиком зависели от морфогенеза и физиологии принимающей стороны.

На сей раз ничего подобного не случилось и случиться не могло, потому что это был корабль-автомат. «Короткий скучный полет», – вспомнил Кратов слова, сказанные при расставании с тихушниками-неразлучниками. Эти прохиндеи снова знали больше, чем поведали вслух. Такие корабли использовались для простых рейсов по накатанным трассам, и по большей части для грузовых перевозок. Сознавать себя посылкой с полезной информацией могло бы показаться унизительным кому угодно, не ожидай этой посылки по ту сторону трассы столь уважаемый и достойный адресат.

В конце концов, Кратову несколько раз приходилось перемещаться из одного пункта в другой на кораблях-автоматах, и он не припоминал особых неудобств. Правда, в те славные поры он был гораздо моложе и даже в такого рода событиях видел всего лишь новые испытания тела и приключения духа.