Евгений Пинаев - Поиск-88: Приключения. Фантастика
— Ага, — равнодушно подтвердил приятель.
— Ну! — обрадовался Юрий Иванович. Сел на кровати. — Молодец. И в какой же области?
— Закончил физтех, работал в институте высоких энергий, — Владька снял очки. Сморщившись, сдавил большим и указательным пальцами переносицу. — Сейчас работаю над темой: пространство — время.
— Понимаю, понимаю. Эйнштейн, искривление пространства, е равняется эм цэ квадрат, — Юрий Иванович, раздвинув ноги, уперся ладонями в колени. Опустил голову. — Я всегда считал, что ты далеко пойдешь. Тебя еще в младших классах звали «профессором»... — он вспомнил того, давнишнего, Владьку: тоненького, сутуловатого, большелобого. Правда, никакой вундеркиндовской анемичности в нем не было, первым озорником и выдумщиком признавали будущего доктора наук пацаны.
— Не говори ерунды, — перебил приятель. — Самый способный среди нас был ты, — без лести, буднично добавил он. Надел очки. — Я жене своей все уши прожужжал про тебя. И вот видишь, прав — пи-са-тель! — Поднял указательный палец, прислушиваясь с уважением к этому слову.
— Давай не будем играть в «кукушка хвалит петуха», — оборвал Юрий Иванович. Поплевал на окурок, швырнул его в ящик из-под рукописей. Встал, надел свой единственный, кожаный, пиджак. — Пойдем, посидим где-нибудь, поболтаем. Я тут... гонорар получил, — отвернулся, достал деньги, прикинул, можно ли рассчитывать на ресторан, чтобы и на билет в Крым хватило, или придется приглашать приятеля в пивнушку. — В моей берлоге свежему человеку тяжко, — покосился на гостя, поджал обиженно губы. — Чего рассматриваешь? Изменился?
Владька добродушно глядел на него. Пошевелил неопределенно пальцами в воздухе.
— Есть маленько: живот, лысина, борода. И вообще...
— Зато ты, вижу, спортсмен-олимпиец. Здоровый дух в здоровом теле, — беззлобно проворчал Юрий Иванович.
— Держу форму: гимнастика, бассейн, лыжи... — начал было не без гордости гость, но хозяин насмешливо фыркнул.
— Образцово-показательный, значит? Ну-ну, — он язвительно глянул на приятеля, заметил, что тот обиделся. Улыбнулся виновато, с деланной скорбью. — А я вот, как видишь, подызносился. Почки пошаливают, печень барахлит, мотор вразнос пошел... Потопали? — Сунул деньги в карман: Владька, вроде, не кутила, не выпивоха, значит, можно обойтись бутылочкой в кафе. — Обмоем где-нибудь встречу.
— Обмоем, конечно. Но в другой раз. Извини, я на машине, — приятель развел руки и вдруг, радостно хлопнув в ладоши, вскрикнул: — Слушай, есть отличная идея! Ты действительно не занят, действительно закончил работу, действительно сейчас свободен?
— Как горный орел, — Юрий Иванович потянулся, выкинул в стороны крепко сжатые кулаки. — Наконец-то отдохну от такой жизни! — Задрал бороду к потолку, зажмурился. — Сегодня или завтра уезжаю к морю.
— Может, подождешь с морем? — весело попросил приятель. — Отложи, а? Хочешь, через недельку вместе махнем, я отпуск возьму. А сейчас давай отправимся-ка в Староновск.
— В Староновск? — Юрий Иванович приоткрыл один глаз, медленно опустил руки. — С чего бы вдруг?
— Да не вдруг, не вдруг, — торопливо принялся объяснять Владька. — Я там часто бываю. У нас в Староновске база — не база, нечто вроде лаборатории. Аномалия в нашем городишке оказалась уникальная... Ну, это сложно и долго объяснять. Говори — едешь?
— Вообще-то заманчиво, — неуверенно заулыбался Юрий Иванович. Тоска, сжимавшая два дня сердце, поослабла с приходом одноклассника, а после приглашения на родину и вовсе, кажется, исчезла. — А что? Можно, — он задумчиво смотрел в окно. — Время для меня цены теперь не имеет. Неделей раньше — неделей позже...
— Вот и отлично! — Владька сорвался с табуретки, запетлял по комнате. — Ты после школы хоть раз был в Староновске?.. Вот видишь. Это же свинство! — Он с силой опустился на кровать, подскочил разок-другой на пружинах. — Я еще вчера хотел уехать, но вдруг, не знаю, с чего, вспомнил тебя. И так мне паршиво стало, не поверишь. Да что же это такое, думаю, в детстве чуть ли не друзьями были, живем в одном городе и не видимся... Да не бери ты ничего, — взмолился, увидев, что Юрий Иванович сдернул с гвоздя серое вафельное полотенце, — у меня все есть!
Юрий Иванович с сомнением рассматривал полотенце. Скомкал его, швырнул в угол.
Подошел к столу, отыскал в ящике клочок бумаги. Не слушая одноклассника, написал, сосредоточенно сдвинув брови: «Ольга Никитична! Я уехал. Спасибо Вам за все. Оставляю плату за комнату. И еще немного. Может, хватит, пока жильца найдете. Вещами моими (пальто, шапка, свитер и пр.) распоряжайтесь, как хотите. Не поминайте лихом, простите, если что было не так. Юр. Ив.». Задумавшись, нарисовал жирную точку. Очнулся, вынул деньги. Отсчитал три десятки. Поразмышлял. Добавил еще одну и положил их под записку.
— Так, кажется, все.
Владька бодро вскочил, одернул пиджак, повел плечами.
— Идем, — Юрий Иванович подтолкнул его в спину.
Вышел вслед за гостем. Но в дверях, зная, что все кончено, что впереди — Черное море, что возврата нет, еще раз оглянулся и увидел вдруг комнатенку свежими глазами, глазами человека, не замороченного бреднями, глазами Владьки, например, и поразился, похолодел от стыда за нищету и убожество своего жилья, покраснел от вида грязи, пыли, запущенности этой ночлежки, в которой хозяйка первые дни пыталась наводить порядок, но была напугана резким заявлением жильца не вмешиваться в его дела, и отступилась. Лицо Юрия Ивановича болезненно сморщилось, отчего, мясистое, опухшее, стало плаксивым.
— Ну и хлев, — прошептал Юрий Иванович и, неожиданно для себя, плюнул в сторону письменного стола.
Развернулся, быстро, вышел из дома.
На крыльце он с вызовом взглянул на приятеля, ожидая найти на лице профессора сочувствие, сострадание, но тот улыбался безмятежно и счастливо, не было ни самодовольства, ни жалости к неудачнику. Юрий Иванович запер дверь и, подбрасывая ключ на ладони, спустился по ступенькам. Владька, опережая, шмыгнул мимо, зашагал молодцевато к калитке, сквозь редкие корявые колья которой синели «Жигули». Юрий Иванович остановился, обернулся, обвел цепким прощальным взглядом огород с правильными рядами невысокой сочно-зеленой ботвы, избушку, тяжело и кособоко присевшую на угол. Посмотрел на маленькое черное окно своей комнаты и, широко размахнувшись, запулил ключ в заросли малины, приютившейся около забора.
2
— Завидую все-таки вам, литераторам, художникам, — без всякой зависти сказал Владька. — Мы, простые смертные, проживаем одну жизнь, вы — десятки. Мы вскрываем в природе уже существующее, имеющееся как факт, как данность, вы создаете новое и оригинальное. Не открой Ньютон закон тяготения, его открыл бы кто-нибудь другой, тот же Гук, не выведи Эйнштейн теорию относительности, ее вывел бы со временем ну хотя бы Фридман или кто-то еще. А не напиши ты, Бодров, роман, его никто не напишет. Вот в чем вся штука. Напишут хуже или лучше, но не этот. Твоего, бодровского, никогда не будет, и это самое поразительное. В вас, писателях, целый мир, неисследованный, непознанный, пока вы сами не захотите его показать...
