Курт Воннегут - Сирены Титана
– Я вежливо попросил его показать мне послание, – сказал Румфорд. – И он категорически отказался.
Плюющаяся искрами веточка электричества, пробившаяся из пальца Румфорда, стала расти, обвила Румфорда спиралью. Румфорд пренебрежительно посмотрел на спираль.
– Кажется, начинается, – сказал он о спирали.
Так оно и было. Спираль слегка сдвинула витки, словно присела в реверансе. Потом она начала вращаться вокруг Румфорда, окружая его плотным коконом из зеленого света.
Вращаясь, она еле слышна потрескивала.
– Единственное, что мне остается сказать, – донесся из кокона голос Румфорда, – я по мере сил своих старался нести своей родной Земле только добро, хотя исполнял волю Тральфамадора, которой никто не в силах противиться.
– Может статься, что теперь, когда эта деталь доставлена тральфамадорскому гонцу, Тральфамадор наконец-то оставит Землю в покое. Может быть, род человеческий наконец-то сможет свободно развиваться, следуя собственным побуждениям, – ведь люди не знали свободы тысячелетиями. – Он чихнул. – Поразительно, как земляне ухитрились все-таки добиться таких успехов, – сказал он.
Зеленый кокон оторвался от каменных плит, завис над куполом.
– Вспоминайте меня как джентльмена из Ньюпорта, с Земли, из Солнечной системы, – сказал Румфорд. Он говорил с прежней безмятежностью, примирившись с собой и считая себя по меньшей мере равным любому существу, которое ему встретится где бы то ни было.
– Говоря пунктуально, – донесся из кокона певучий тенор Румфорда, – прощайте!
Кокон, в котором был Румфорд, исчез с легким хлопком – пфють!
Никто и никогда больше не видел ни Румфорда, ни его пса.
Старый Сэло ворвался во двор как раз в тот момент, когда Румфорд исчез вместе с коконом.
Маленький тральфамадорец был вне себя от горя. Он сорвал висевшее у него на шее послание со стальной ленты, превратив в присоску одну из своих ног. Одна нога у него до сих пор оставалась присоской, и в ней он держал послание.
Он взглянул вверх – туда, где только что висел кокон.
– Скип! – возопил он к небу. – Скип! Послание! Я прочту тебе послание! Послание! Скииииииииииииип!
Голова Сэло перекувыркнулась в кардановом подвесе.
– Его нет, – сказал он убитым голосом. И шепотом повторил: – Нет его…
– Машина? – сказал Сэло. Он говорил с запинкой, обращаясь не столько к Константу, Беатрисе и Хроно, сколько к самому себе. – Да, я машина, и весь мой народ – машины, – сказал он. – Меня спроектировали и собрали, не жалея затрат, с превеликим тщанием и мастерством, чтобы я стал надежной, абсолютно точной, вечной машиной. Я – лучшая машина, какую сумели сделать мои сородичи.
– А какая машина из меня вышла? – спросил Сэло.
– Надежная? – сказал он. – Они надеялись, что я донесу мое послание до места назначения запечатанным – а я сорвал все печати, я его вскрыл.
– Абсолютно точная? – сказал он. – Теперь, когда я потерял своего лучшего, единственного друга во всей Вселенной, я еле ноги таскаю, мне теперь через травинку переступить – все равно что прыгнуть через пик Румфорда.
– Отлично действующая? Да после того, как я двести тысяч лет кряду смотрел на то, что творится на Земле, я стал непостоянным и сентиментальным, как самая глупая школьница на земном шаре.
– Вечная? – мрачно сказал он. – Это мы еще посмотрим.
Он положил послание, которое так долго хранил, на пустой бледно-лиловый шезлонг Румфорда.
– Вот оно, друг, – сказал он Румфорду, оставшемуся только в его памяти, – пусть оно принесет тебе радость и утешение. Пусть твоя радость будет так же велика, как страдания твоего старого друга Сэло. Чтобы отдать тебе послание – пусть даже слишком поздно, – твой друг Сэло поднял бунт против самой сути своего существа, против своего естества – я ведь машина.
– Ты потребовал от машины невозможного, – сказал Сэло, – и машина совершила невозможное.
– Машина перестала быть машиной, – сказал Сэло. – Контакты съела ржавчина, ориентация нарушена, в контурах короткие замыкания, а механизмы вышли из строя. В голове у машины полная неразбериха, голова у нее лопается от мыслей – гудит и раскаляется от мыслей о любви, чести, достоинстве, правах, совершенствовании, чистоте, независимости…
Старый Сэло взял посланное кресла Румфорда. Послание было написано на тоненьком алюминиевом квадратике. Послание состояло из одной-единственной точки.
– Хотите узнать, как меня использовали, в жертву чему принесли всю мою жизнь? – сказал он. – Хотите услышать, в чем заключается послание, которое я нес почти полмиллиона земных лет – и которое я должен нести еще восемнадцать миллионов лет?
Он протянул к ним ногу – присоску, на которой лежал алюминиевый квадратик.
– Точка, – сказал он.
– Точка, – и больше ничего, – сказал он.
– Точка на тральфамадорском языке, – сказал старый Сэло, – означает…
– ПРИВЕТ!
Маленькая машина с Тральфамадора, доставив послание самому себе, Константу, Беатрисе и Хроно – на расстояние ста пятидесяти тысяч световых лет, – внезапно бросилась бежать вон со двора, к берегу моря.
Там Сэло покончил с собой. Он сам себя разобрал и расшвырял детали по всему берегу.
Хроно вышел на берег, в задумчивости принялся расхаживать среди разбросанных деталей Сэло. Хроно всегда знал, что его талисман обладает чудодейственной силой и сверхъестественным значением.
Он всегда догадывался, что когда-нибудь какое-нибудь высшее существо явится и предъявит права на талисман, как на свою собственность. Так уж устроены самые могущественные талисманы – человек всегда получает их только на время.
Люди просто берегут их, пользуются их силой, пока не приходят высшие существа, настоящие хозяева талисманов.
Хроно никогда не мучился ощущением тщетности и бестолковости всего происходящего.
Для него все и всегда было в полном порядке.
И сам мальчик был частью этого совершенного, полного порядка.
Он вынул из кармана свой талисман и без малейшего сожаления уронил его на песок, бросил его среди разбросанных по песку деталей Сэло.
Рано или поздно магические силы Вселенной снова соберут все, как надо, – Хроно в это верил.
Магические силы все всегда приводили в порядок.
Эпилог.
Встреча со Стоуни
«Ты устал, ты смертельно устал, Звездный Странник, Малаки, Дядек. Отыщи самую дальнюю звезду, сын Земли, и думай, глядя на нее, как тяжелеют твои руки и ноги».
– СэлоБольше почти нечего рассказывать. Малаки Констант состарился на Титане. Беатриса Румфорд состарилась на Титане. Они скончались мирно и почти одновременно с разницей в одни сутки. Они умерли на семьдесят четвертом году жизни.