Вячеслав Рыбаков - Звезда Полынь
И, как многим до них, никогда им не приходила в голову простая мысль: вот как раз на святую-то цель никогда никакой враг не раскошелится.
— А вы не проверяли — может, часом, сумма-то… кхэ… уже переведена?
— Как же не проверял? Проверял.
— Нет?
— Ну разумеется, нет.
Пауза.
— Этот молодой человек… кхэ… представитель… кхэ… как его…
— Ярополк.
— Ярополк… А по батюшке?
— Не знаю. Он сразу сам назвался так. Безо всяких наших посвящений.
— Нуда, нуда… Он… кхэ… больше не появлялся у вас?
— Нет. После акции как в воду канул.
— А мальчишка?
— Отчитался по всей форме, честно — и отполз в свой угол, и носу не кажет. Я поручил одному из своих героев ему позвонить — ответил. Сказал, лучше дома пересидит несколько дней.
— В нем-то вы хоть уверены?
— Как сказать… Он странный. Обычно-то у нас кто? Обычно у нас нормальные драчуны. Ну, иногда совсем бешеные… Всего-то, скажем, разрез глаз не тот — а ему уже воняет! Даже мне не воняет, а ему воняет! А этот вроде даже и драться-то не хочет, а так… по необходимости. Как еще защитить, мол, Родину-мать? Таких редко встретишь…
— Я не о том.
— Я к тому и веду. Что тут можно сказать точно? Ситуация нештатная… Мальчишка в шоке, это понятно.
— Не наделал бы глупостей…
Пауза.
— Ах ты ж, какая незадача! Откуда он вообще взялся на нашу голову, этот второй!
— Не вопрос. Дело-то на поверку вышло громкое, чурка этот видной птицей оказался… Вот как на духу: знал бы заранее, что он такой знаменитый, — трижды бы подумал, хоть какой куш сули…
— Тем более что… кхэ… куша теперь, скорее всего, вообще не будет.
— По телевизору в криминальных новостях…
— Я не смотрю этот жидовский ящик.
— Ваше право. Но там сказали, что второй — довольно известный журналист, пришел интервью взять у покойника.
— Журналист! Только этого не хватало! И он видел этого Ярополка?
— Мальчик сказал, что не только видел, но и побил изрядно.
— То есть сможет, ежели что, узнать. И, конечно, этот наш… кхэ… Ярополк все уже прекрасно уяснил и просчитал… Ох, грехи наши тяжкие! Журналист ведь мог видеть и то, что… кхэ… наш подопечный мальчик не вполне… кхэ… самостоятельный убийца.
— То-то и оно.
— Мальчика бы этого… ну… понимаете…
— Еще бы не понять. Но это — никак. Я не знаю частностей, Ярополк не посвятил. Но, как я понял, именно чтобы втянуть мальчика, и была вся игра. И мальчик теперь нужен живой, здоровый и даже невредимый.
Пауза.
— Кхэ… ну и дела.
Пауза.
— При таком раскладе рассчитывать на обещанные за акцию деньги, безусловно, не приходится. Пока остается вероятность того, что свидетель может доказать: виноват в убийстве не мальчик, а… кхэ… некто бывший с ним… И при том этот некто и есть представитель спонсора… Да! За такую работу не то что деньги выплачивать — руки отрывать надо!
— Непредвиденная случайность…
— Ну неужели нельзя было удостовериться в том, что второй тоже готов? И коли не готов — то… кхэ… как это принято? Контрольный… кхэ… выстрел?
— А кто бы этим стал там заниматься? Сам пацан? Он и так, собственно, подвиг совершил — огрел журналюгу по кумполу! И это после того, как его рукой застрелили человека, которого ему поручено было лишь попугать! Другой бы с мокрыми штанами сидел в углу, зажмурившись! Что же касается самого Ярополка… Не ведаю. Я тут не компетентен и не хотел бы обсуждать его действия. Возможно, он тоже растерялся. Возможно, он тоже не вполне привычен к таким ситуациям. Может, он совсем не привык по морде получать — а как получил, так ни о чем больше и думать не мог, кроме как унести ноги… Мы ничего о нем, собственно, не знаем.
— Кхэ… Вот что. По телевизору этому вашему говорили что-нибудь о том, какие показания дал журналист?
— Ничего. Кажется, он то ли все еще без сознания, то ли очухался, но память потерял…
— Вот и отлично. Хорошо бы в этом удостовериться как-то… И если информация подтвердится…
Пауза.
— То что?
— А вы сами догадаться не можете?
— Могу. Но предпочел бы и от вас услышать внятное слово. А то все — Тибет, Гималаи, Сварожичи… Славянская Лемурия… Про Лемурию-то гнать куда как проще.
— Не понимаю вашего… кхэ… юмора. Это, знаете ли, наука. Смеяться над нею — все равно что… кхэ… оплевывать свои корни. А без корней — что мы? Борьба превращается в простую уличную поножовщину.
— Ну да. А стоит сказать: Тибет, как поножовщина сразу превращается в борьбу. Понял.
Пауза.
— Не хочу этим заниматься, не… кхэ… не хочу! Даже думать об этом не хочу! Кхэ! Это ваши проблемы!
Пауза.
— Журналиста надо уб… кхэ… убрать. Пока он в обмороке… кхэ… или с мыслями собирается…
Пауза.
— Приятно слышать. Собственно, я и сам так думаю. Но как на духу: мне хотелось, чтобы такое решение мы приняли вместе. Это, знаете, нас куда-то поволокло, куда не очень хочется. Совсем иная игра поперла. Но выхода, к сожалению, нет.
Пауза.
— Только не вздумайте нанимать кого-то со стороны! Это и рискованно, и дорого. А нам и так сейчас надо… кхэ… поджаться. Неизвестно, когда будет следующий… кхэ… транш… и будет ли. В конце концов, вы уже столько тренировали свою шпану, что пора им отрабатывать вложенные деньги!
— Это не шпана.
— Ну, героических бойцов русского сопротивления…
— Понятно. Ответ на Лемурию… Хорошо, один-один. И прекратим пикировку.
Пауза.
— Простите. Кхэ… Нервы…
— Что есть, то есть. Пауза.
— Ну, с богом?
— А куда деваться… Это единственный шанс довести дело до конца и тем самым восстановить контакт с…
— С Ярополком. А там уж ему решать. Вернее, тому, кто за ним. Очень не хотелось бы лишиться их… кхэ… сочувствия.
ГЛАВА 1. Спасая друга
Вернувшись в столицу и едва-едва придя в себя после космодромного вояжа, Бабцев принялся искать Кармаданова. Хотя всякая активность давалась ему сейчас с трудом великим. Хотелось лечь носом к стенке и ни о чем не думать; вояж оставил не то что неприятный осадок, а просто-таки ощущение исподволь наползающей жуткой тьмы — особенно жуткой оттого, что никто, кроме Бабцева, этого наползания то ли не видел, то ли видеть старательно не хотел, убаюканный сказками о стабилизации. Будто в этой стране может быть какая-то стабилизация, помимо лагерной!
Кармаданов исчез.
По домашнему телефону никто не отвечал. Ни он сам, ни Руфь, ни дочка. Квартира вымерла.
Буквально напрашивалось, что брать начали, как в тридцатых, — сразу семьями.
