Вячеслав Рыбаков - Звезда Полынь
Журанков умолк. Несколько мгновений в воздухе, медленно распадаясь, еще жил грохот жуткого, точно египетские пустыни, пространства, разделившего ту дачу в Токсово и этот скверик в Москве — пулеметный грохот трассирующих годов, что очередью пролетели над головами ошеломленно пригнувшихся людей. Потом растаял.
— Спасибо, — тихо сказал Вовка. У него чуть дрожали губы. — Это тот. Хотя… теперь оказалось, что он совсем не про то…
Десять минут назад он сказал, будто не знает, что делать. Вернее, просто плечами пожал. Теперь уже знал. Правда, не стоило говорить об этом вслух.
Надо пойти и всю эту вражью сволочь заложить. И пусть его, Вовку, тоже судят. Пусть тоже сажают — заслужил. Телефоном мужика бил по голове уже сам, никто другой, ни на каких провокаторов не свалишь. Мужик-то хороший, тоже друга спасал, между прочим. Без колебаний под мой ствол полез. И Ярополка только в стену приложил, бережно. Мне про «неотложку» кричал. А я его… Как подлец. Сзади.
Даже говорить не о чем.
Не сумел Родину спасти, так надо хоть не мешать ее спасать этому… ну, вот этому вот…
Папе.
Когда я к ментам соскочу, а банду заметут, он шпионам приветливо сделает ручкой — и чуки-пуки, все путем.
Маму жалко…
Зато каких шмуздюлей получат от своих заморских хозяев те суки, что все это затеяли!!
— Беги, бегун, — тихонько повторил Вовка.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ. ПОКУДА КРОВЬ НЕ ПРОЛИЛАСЬ
ДРУГИЕ: МАЛЕНЬКИЕ ГАУЛЕЙТЕРЫ БОЛЬШОГО ЗВЕРИНЦА
А когда им стало известно, что свидетель, нежданно-негаданно попавшийся под руку одному из их мальчишек, остался жив, обоих охватила легкая паника — и, покуда они в меру своего разумения анализировали возникшее положение, она лишь усиливалась.
Нет, за себя они, в общем, не опасались. До них было довольно трудно добраться — конспирация плохо-бедно, да соблюдалась, шкуру свою они берегли, она же правильного цвета и запаха, не то что у некоторых. А потом, даже если в фокус внимания милиции попали бы не задиры-исполнители, для тех, кто не махал кулаками, не лупил битами и не посверкивал мужественно ножами на безоружных, оказалось бы почти невозможно подобрать сколько-нибудь серьезную статью. Подумаешь — один писал статьи и доказывал, что Дажбог породил русских на пажитях Гималайских еще до оледенения, а другой обучал убойным искусствам, строил в ряды, вколачивал дисциплину и объяснял все это возрождением славянского порядка. В чем, скажите на милость, криминал? Свобода же. Вон в Украине вообще боевому гопаку учат: ведь Рим в древности свою империю потому лишь и создал, что украинцы латинян своевременно насчет гопака просветили, — и при том даже сам Конгресс США зачислил Украину в разряд самых демократичных держав на планете; поди возрази, мент поганый. А то, что России в подобных почестях отказано, вина совершенно даже не русофилов, а, наоборот, поганого Кремля, которому все неймется, все не терпится обратно стать полноценным правительством. Это они оба прекрасно понимали, хотя вслух твердили прямо противоположное: Кремль лежит под Вашингтоном и не рыпается, а вот они — единственные и, пожалуй, последние неподкупные защитники русской независимости и… как ее… идентичности.
И за пацанов своих они, собственно, тоже не опасались. Что за них опасаться? Знали, на что шли; вот и будет им возможность на деле проявить хваленую русскую беззаветную преданность и жертвенность, о которых столько говорено. А новых набрать — нет проблем. Как будто не хватает на улицах молодняка с кашей в голове и с крепкими кулаками, которые от бестолковости и бесцельности жизни чешутся днем и ночью; градус агрессии в стране просто как в мартеновской печи. Стоит только посмотреть, как заводится с полоборота народ, скажем, в метро, если в давке кто-то кого-то толкнул. Все на всех в обиде, все всех ненавидят. Те у нас то отняли, а эти у нас это — в итоге все всё отняли у всех, и надо либо незамедлительно отобрать все у всех обратно, либо уж хотя бы как следует отомстить. Да ведь и впрямь регулярные государственные структуры как спятили; а то и впрямь куплены-проданы. А что, не может быть такого, что ли? Впервой? Чтобы чиновная братия страны более всего презирала именно тот народ, на котором эта самая страна стоит, и драла семь шкур именно с него (мол, все равно никуда не денутся, смерды), по всякому поводу и вовсе без повода задабривая любой иной (у нас же дружба народов! нельзя ставить ее под угрозу, а то Россия распадется, как СССР!). От этого расклада и в самом деле немудрено озвереть. А при общем озверении не надо особого хитроумия, чтобы тем, у кого кулаки чешутся, растолковать: ты не зверь, и не мерзавец, и не преступник, ты, дубина стоеросовая, не просто дубина, но дубина народной войны. Ведь еще Лев Толстой писал — дубина вещь неприглядная, но единственно спасительная, когда разговор пошел всерьез. Конечно, растолковывать это надо не тем действительно обездоленным, бессемейным и бездомным, у которых вся энергия уходит на выживание и вся агрессия направлена на цели простые, физиологические — добыть хавло, отвоевать у пожилых бомжей подвал… Нет, поднимай выше, наш контингент — молодежь относительно благополучная, может, даже вполне благополучная, и желательно — вполне образованная, из тех, кому приспичило не просто глотки рвать, а еще и чувствовать себя при том борцами за правое дело, за идеалы.
Но деньги!!
Не так уж часто главный, судьбоносный, жизнеутверждающий спонсор, предпочитавший сохранять благородное инкогнито, заказывал им конкретные, четко сформулированные акции. Не так уж часто обещались столь кругленькие суммы. Да что говорить — редко! И вот именно теперь — такая оплошка, такой прокол! Как раз тогда, когда в акции участвовал, не доверив филигранную работу никому из рядовых пацанов и даже не объяснив толком, в чем именно она должна заключаться, сам представитель неизвестного кормильца!
Конечно, оба имели свои предположения относительно природы невидимого за облаками небесного благодетеля. Оба были неглупыми людьми и не могли не отметить еще задолго до нынешних событий: более всего по нраву ему то, что как раз явно и недвусмысленно вредит русским, отшибает у них последние мозги и перед всем светом выставляет тупыми бандитами, опасной и не поддающейся никакой культурной переделке мировой сволочью. Еврей, вечно невинная овечка, как всегда, со скрипочкой, на худой конец — у синхрофазотрона, таджик, ясен перец, то с лопатой, то с мастерком, армянин, натурально, с книжкой (чаще, правда, с чековой — но ведь все равно с книжкой!); а русский, подлюка, снова, из года в год, из века в век, беспробудно, — с окровавленным топором и с пеной на губах. Да еще — это вот внове! — и под свастикой в придачу, со шмайсером в руке и Гитлером в башке. Нечего сказать — хорош светлый путь национального возрождения! Тот, кто учил бить наотмашь, крепко подозревал, что на самом деле вся их маленькая, но гордая компания существует на динары какого-нибудь бен Ладена, а то и, поднимай выше, — на фунты самого Березовского: ну кому еще может быть выгодно, чтобы русских окончательно возненавидел весь черножопый мир? Тот же, кто писал безумные и смехотворные этнологические труды, был в своих подспудных реконструкциях еще ближе к истине — правда, почему-то грешил на прибалтов. Те своих эсэсовцев реабилитируют и лелеют, так им же бальзам на душу, что у нас тут тоже, мол, нацизм цветет махровым цветом: с какой такой стати русские нам пеняют, когда у них у самих вон чего. Но этими соображениями ни тот, ни другой никогда не делились друг с другом. Деньги, в конце концов, не пахнут. И потом — оба, как и многие до них, были убеждены, что ради святой цели можно брать деньги хоть у врага рода человеческого.
