Николай Шагурин - Эта свирепая Ева (Сборник)
— А что означает этот вопрос: «Сообщите годовой календарь ярмарок во Франции», — спрашивал Крапо. Я знал, что это интересовало управление союзной бомбардировочной авиации. В ярмарочные дни решили бомбежек не производить, во избежание излишних человеческих жертв. Видите, как просто.
— Нет, скажешь!
И я сказал. Несмотря на адскую боль, я ответил палачу:
— Видимо, англичане собираются принять в них участие со своими товарищами.
Тут Крапо прямо-таки осатанел.
— Ты еще смеешься? Не скажешь? Или ты у меня больше никогда не увидишь белого света…
Огненное лезвие прошлось по моему лицу…
* * *
На этом месте рассказа свет в комнате погас и под потолком вспыхнула красная лампочка.
Моро схватил журналиста за руку:
— Облава! Нужно сматываться побыстрее. Через пять минут здесь будут флики.
Он потянул Мулино в коридор. Да и пора уже было. Позади загромыхали сапоги полицейских, посыпались ящики, раздался звон разбитого стекла, чертыханье фликов.
Моро и Мулино успели выскочить во двор (как потом узнал журналист, Моро обрел способность отлично видеть в темноте). Двор, к счастью, оказался проходным, и они вскоре оказались на улице.
— Завтра я доскажу вам остальное, — задыхаясь, сказал Моро. — Приходите утром, часов в одиннадцать, на кладбище, к памятнику расстрелянным заложникам. Ступайте, и да хранит вас бог, вы мне еще будете нужны.
Они расстались.
Назавтра Мулино и Моро встретились в условленном месте. Здесь под сенью больших платанов стоял скромный обелиск из черного гранита, на котором были высечены имена тридцати заложников, фашисты казнили их за несколько дней до парижского восстания, освободившего город, и поэтому место захоронения удалось установить сравнительно легко. Потом останки их перенесли и погребли тут. Моро принес с собой букетик красных гвоздик и положил их к подножию обелиска.
— Я с нетерпением жду продолжения вашей истории, — сказал журналист, — но прежде хочу напомнить вам, что до сих пор не знаю, в чем заключается ваша просьба ко мне.
— Да, непредвиденные, как говорится, обстоятельства помешали нам, — ответил Моро. — Исполнив мою просьбу, вы окажете мне неоценимую услугу…
— Что именно вы желаете?
— Вы должны помочь мне найти одного человека, того, кто исцелил меня… Но задача это непростая и нелегкая. Я его тщетно разыскиваю уже несколько лет.
— Как его фамилия?
— Не знаю. Вернее — забыл.
Мулино поднял брови:
— Разве такие вещи забывают?
— Позже вы поймете все.
— Кто этот загадочный «он»?
— Вероятно, врач. Офтальмолог или окулист. Не знаю.
— Где он живет?
— Возможно, в районе улицы Муфтар.
— Не много же вы знаете. Задали задачку: пойди туда — не знаю куда, найди того — не знаю кого. Однако попробую. Знаете ли, мы, поставщики уголовной хроники, все немножко детективы.
Моро схватил руку журналиста и крепко пожал ее:
— Я верю вам и желаю удачи. Может быть, вам удастся сделать то, чего не смогли наши патентованные комиссары Мегрэ. А теперь продолжу свой рассказ.
Они присели на скамеечку около обелиска.
Второй рассказ Человека с тремя глазами
Я пришел в себя в камере под утро. Морис старался облегчить мои страдания, но что он мог сделать? Разорвав единственную рубашку, он делал мне холодные компрессы, но скоро убедился, что это не дает облегчения. Он стал колотить в дверь камеры и требовать врача.
Вскоре действительно явился какой-то долговязый эсэсман в очках. Вид у него был очень недовольный, как понял Морис, его, видимо, оторвали от завтрака.
— Ну, что у вас тут? — процедил он, что-то дожевывая.
Он мельком осмотрел меня.
— Узнаю руку Фаго, лихая работа, — таков был его «диагноз».
Дюваль стал доказывать ему, что необходимо незамедлительно обработать рану, извлечь остаток погибшего глазного яблока, сделать противостолбнячный укол.
Но этот коновал в чине гауптштурмфюрера только зевнул:
— Зачем? Скоро ему вообще ничего не понадобится…
Произнеся эту загадочную фразу, он удалился.
Правда, минут через двадцать коридорный надзиратель принес бинт. Вот и вся «помощь». Но он, кроме бинта, принес кое-что поважнее: сообщил, что после обеда нас перевезут в тюрьму «Шерш миди». Мы знали, что это означает: там казнят.
Я уже сказал, что у Сопротивления повсюду были глаза и уши, даже здесь, в этом застенке. Одним из этих ушей был наш надзиратель, тоже француз. Он приложил палец к губам и шепнул на ухо Морису:
— Приготовьтесь. Оказия будет по дороге…
Этого было достаточно. Мы поняли, что речь идет о попытке нашего освобождения.
Дюваль тщательно забинтовал мне голову и сказал, что без меня не уйдет. Это было верное сердце.
Мы стали ждать своего часа. Кусок, конечно, не лез нам в горло.
Нам очень повезло. Мориса, меня и еще трех человек, как я позже узнал — Пьера Буато и поляка Анджея Козубека из группы «Промонтуар», Сен-Ламбера из группы «Марко Поло», погрузили не в тюремную карету, а в открытый полугрузовик. Охрана состояла из пяти дюжих эсэсманов.
Боевая группа, в которую входили шесть хорошо воруженных мужчин, а руководила ею беременная женщина, заняла позиции на мосту Гильстер, через который обязательно должен был проехать наш полугрузовик.
Нападение произошло среди бела дня, на участке, полном немецких солдат и дарнановских милиционеров. Вся ставка была на внезапность удара.
Счастье улыбнулось смельчакам. Посередине моста дорогу полугрузовику преградил трамвай. Шофер чуть-чуть не врезался в вагон, получил пулю в висок и только в последний миг рефлекторно затормозил.
Тут наша Люсьена и ее бригада бросились в атаку. Вся эта отчаянная операция заняла не больше тридцати секунд. Конвоиры были перебиты, еще полминуты потребовалось, чтобы освободить арестованных, подобрать своих раненых и скрыться.
С помощью Дюваля я перевалился через борт и очутился в толпе. Кто-то крепко схватил меня под руку и шепнул: «За мной, друг! Высокий утес по-прежнему вздымается среди волн».
Это был пароль группы «Зодиак».
Через несколько шагов мой спутник втащил меня в подъезд какого-то дома. Мы поднялись на второй этаж, позвонили… Дверь тотчас отворилась. Я был спасен.
Моро вдруг остановился. Лицо его побледнело и стало похоже на гипсовую маску. Он глядел вслед прохожему, невзрачному господину, который, не торопясь, направлялся к выходу с кладбища.
Моро сжал руку Мулино:
— Подождите. Если через полчаса не вернусь — завтра на этом же месте.
