Дэвид Герролд - День проклятья
– Джим, – перебила меня мать. – – По-моему, сейчас не время и не место для фронтовых баек.
Я запнулся и посмотрел на нее и Алана Уайза. Они раскраснелись от выпитого и выглядели довольными. О мистере Такахаре я не мог сказать ничего – сфинкс, да и только.
О чем однажды меня предупреждал Дьюк? Когда спорят пьяный и дурак, нельзя определить, кто из них кто. Надо подождать, пока пьяный протрезвеет – тогда другой и есть дурак. Как узнать, что спорят именно они? Проще простого. Тот, кто вступает в спор с пьяным, уже дурак.
Все правильно.
– Нет, нет, дорогая. Пусть говорит. Я хочу послушать. – Алан Уайз повернулся к матери и потерся о ее щеку, шею, куснул за мочку уха. Она взвизгнула и запротестовала, но не отодвинулась.
Я не выдержал.
– Я вообще-то сомневаюсь, что у нас получится разговор…
– А? – Он вскинул на меня глаза.
– У вас нет ни малейшего представления о предмете разговора, мистер Уайз. Когда вы будете лучше информированы, тогда и побеседуем. – Я встал. Их лица вытянулись. – Прошу извинить. Я хочу принять ванну.
В. Что надо сделать, если хторранин пригласил вас на обед?
О. Оставить завещание.
35 « МЫ КУПИМ МАНХЭТГЕН...»
Все, что стоит делать, не стоит делать даром.
Соломон КраткийМать ждала меня под дверью ванной. Я бы удивился, если бы ее здесь не оказалось.
– Какая муха тебя укусила? – зло прошипела она. – Я хотела всего лишь посумерничать с двумя самыми близкими людьми. Разве это так много? Почему ты всегда все портишь? Вот что, надо вернуться и извиниться…
Вместо ответа я направился к двери. Ее голос зазвучал на октаву выше:
– Куда ты?
– Обратно в военно-промышленный комплекс, промывать мозги доверчивой публике, – проворчал я.
Симпатяга Алан Уайз прислонился к косяку парадной двери. Наверное, он думал, что это меня остановит.
– Сынок…
– Я вам не сынок, – огрызнулся я.
– Извинишься ты передо мной или нет, не так уж важно. Но извиниться перед своей матерью ты обязан. Ты нагрубил ей в ее же доме.
У меня было наготове с полдюжины ответов, причем большинство из них касалось посетителей мамочкиной спальни. Но я посчитал их недостойными.
Я открыл было рот, но тут же закрыл его. Ситуация была патовая – любое слово обернется против меня. Отодвинув Уайза в сторону, я обидел бы мать. Извиняться же я не собирался, потому что извиняюсь только перед симпатичными мне людьми.
– Послушайте, – начал я. – Я не хотел обидеть вас. Вероятно, в своей области вы ориентируетесь прекрасно, но в моей работе не понимаете ничего. Я хорошо знаю хторранскую экологию. Я трое суток зарывался в нее по самые уши, а потом три недели отлеживался на больничной койке. Можете говорить что угодно, но я-то видел червей собственными глазами…
И запнулся, пораженный неожиданной мыслью.
Просидеть трое суток в розовой пыли и не заметить очевидного!
Тамошние черви первыми в моей практике не сразу напали на человека.
Я пошел на террасу, махнув рукой, чтобы меня оставили в покое.
Что, если он прав?.. Не в том, что ведется грязная политическая игра, а по поводу червей? Вдруг они и в самом деле не так уж агрессивны?
Я взял пиво и облокотился на перила. Передо мной возвышались горы Санта– Крус.
Интересно, есть ли там черви?
Смотри, размышлял я, каждого червя, который мне попадался, я встречал с огнеметом и сжигал. И делал это потому, что все черви, которых я видел до розовой пыли, вели себя враждебно.
У меня всегда было оружие, а там, в пыли, я впервые оказался безоружным. И тут же впервые столкнулся с мирными червями.
Может, хторры каким-то образом чувствуют враждебность и реагируют на нее соответственно?
Идея меня увлекла.
А если столкнуться с червем в ситуации, исключающей агрессию, нападет ли он?
Впрочем, проверить это невозможно. И выброси это из головы. Безопасного эксперимента не существует. Мы привыкли считать, что черви опасны, и потому сжигаем их. А вдруг они нападают на нас, так как мы опасны для них?
Другое неизвестное в уравнении, разумеется, кролико-собаки. Исходя из наблюдений, можно с большой долей вероятности предположить, что кроликособаки управляют червями. Значит, червей можно контролировать. Если бы только знать как…
Нужна доктор Флетчер.
– Джим! – Это была мать. – Ты себя хорошо чувствуешь?
Я обернулся. За ней стоял Алан Уайз, тоже встревоженный. Мистер Такахара предусмотрительно куда-то исчез.
– Я чувствую себя прекрасно. Правда хорошо. Просто… Только что я понял очень важную вещь. – Я посмотрел на Алана Уайза. – Благодаря вам. Ваши слова натолкнули меня на одну мысль. И еще… – Какого черта! Лиз говорит, здесь мне нет равных. – Прошу прощения, что сорвался, я не хотел.
– Прощаю.
Алан великодушно махнул рукой. Пусть он зануда, но причин ненавидеть его за это у меня больше нет.
Я повернулся к мамочке:
– Мне надо срочно вернуться в Окленд.
– Не пообедав? Ты ведь только что приехал.
– Ваше дело не может подождать? – спросил Алан.
– Оно действительно важное.
– Обед тоже важное дело. Алан хочет поговорить с тобой. Я и пригласила тебя специально для этого.
Мы начали со свежего томатного сока, паштета и шпинатного салата. Интересно, где она достает шпинат? Такой обед стоит больших денег. Значит, на то имеются веские причины.
Я нахваливал каждое блюдо и ждал, когда подадут главное. Неужели все это ради Алана? И какая роль отведена мистеру Такахаре?
Алан поддерживал вежливую застольную беседу. По-видимому, моя вспышка вызвала в нем здоровое чувство страха перед армией Соединенных Штатов, или, по крайней мере, перед моей принадлежностью к ней.
Говорил он теперь более обтекаемо и уклончиво.
– Послушайте, Джим, я ведь не шутил насчет возможности делать деньги. Известно ли вам, например, что прямо сейчас продаются июльские доллары? Купив их в декабре, вы получите тридцать процентов навара. Цены на рынке так и скачут.
Новая игра напоминает бейсбол, только гораздо увлекательнее. Теперь, когда банки реорганизованы, в этой стране стало реальным получать прибыль за счет инфляции. Тридцать процентов – разумный уровень, так как гарантирует хороший экономический рост.
Я пожал плечами.
– Вероятно, вы правы, Алан, Я не разбираюсь в экономике.
Он одобрительно кивнул:
– В том-то и дело. Если бы вы перевели сейчас свои купоны во фьючерсные доллары, то через восемнадцать месяцев удвоили бы капитал.
– Ну и?..
Он повернулся к матери, она – ко мне.
– Дорогой, разве вам не платят что-то вроде премий за каждого убитого хаторранина?
