Роберт Уилсон - Мистериум
Демарш сидел слева от цензора, Делафлёр справа. Несмотря на это кажущееся равенство, разговор в основном вёлся между Бизонеттом и атташе Идеологического отдела. Ещё одно свидетельства изменений в патронаже, подумал Демарш, и ещё более глубинных подвижек в геологии Bureau de la Convenance. Он чувствовал, что его оттирают в сторону, но был слишком безразличен, чтобы беспокоиться. Вино помогало в этом. Красное вино из бывших испанских погребов Калифорнии. Военные трофеи.
После еды всё внимание Бизонетта сконцентрировалось на нём одном, хотя лучше от этого не стало. Демарш ехал в машине цензора во время того, что должно было быть экскурсией по собственно городу, хотя за окружившими их машинами охраны рассмотреть что-то было затруднительно. Процессия двигалась на восток от фрагмента шоссе по испещрённой колдобинами дороге, мимо тусклых витрин и серых домов под затянутым тучами небом. Богатство города и его нищета были одинаково очевидны.
На Бизонетта город не произвёл особого впечатления.
— Я почти не вижу общественных зданий.
— Только школа, здание суда и мэрия.
— Не слишком много для поддержания гражданского духа.
— Ну, это довольно маленький город. То же самое можно сказать о Монманьи или Сюр-Мер.
— В Монманьи по крайней мере есть храмы.
— Здешние церкви…
— Просто увеличенные крестьянские хижины. Их теология так же убога. Как контурный рисунок христианства, без всяких деталей.
Демарш и сам думал примерно так же. Он кивнул.
Кавалькада проехала по Бикон-стрит и вернулась к мотелю, который Бюро конфисковало под свою резиденцию. Шофёр припарковался и вышел наружу, но не собирался открывать дверь машины. Демарш собрался было выйти, но Бизонетт коснулся его руки.
— Погодите.
Демарш напрягся, ожидая.
— Новости из столицы, — сказал Бизонетт. — Ваш друг Гай Маррис покинул Бюро.
— О?
— Да. Без трёх пальцев.
Демарш окаменел. Три пальца — это было традиционное наказание за кражу собственности Бюро. Или за ложь иерарху.
— Я так понимаю, вы были с ним близки, — сказал Бизонетт.
Демарша замутило, закружилось голова. Он смог лишь кивнуть.
— К счастью, у вас есть и другие друзья. Ваш тесть, к примеру. Его помнят и уважают. Хоть он и очень стар. Никому бы не хотелось оскорблять его или его семью. Никому, пока он жив. — Бизонетт сделал паузу, давая Демаршу осознать сказанное. — Лейтенант, я полагаю, вы хотели бы сохранить свои пальцы.
Демарш снова кивнул.
— Поддельные документы, что дал вам Гай Маррис, при вас?
Они были в нагрудном кармане. Демарш ничего не сказал, но его рука скользнула туда.
— Дайте их мне. Не нужно больше ничего говорить. По крайней мере, сейчас.
Демарш поймал взгляд цензора. У него были голубые глаза цвета неба в дымке. Демарш хотел найти в них что-нибудь — апоплазма тейон или её противоположность, антимимон пневма, видимое отсутствие души. Но был разочарован.
Он вынул проездные документы Эвелин из нагрудного кармана и вложил их в его морщинистую руку.
Глава двадцать третья
Визит Бизонетта оказался для Делафлёра более хлопотным, чем он ожидал. Он отвлёк его внимание от ситуации, складывающейся в армейских казармах.
Двоих солдат поймали при попытке выйти из города в обход пропускных пунктов. На допросе они признали, что слышали о том, что город сожгут вместе с солдатами; что прокторы решили, что солдатами можно пожертвовать.
Что было правдой, однако не подлежало огласке. Это были опасные слухи, и их необходимо было остановить. Сегодня трое солдат пропали во время обычного патрулирования: может быть, убиты или захвачены горожанами, но вероятнее всего бежали.
Со всем этим нужно разобраться в течение двадцати четырёх часов, но за это время могло произойти ещё многое. Если солдаты поднимут мятеж, это может сильно осложнить дело. Делафлёр устроил свою резиденцию в мэрии и переоборудовал подвальные помещения в нечто вроде тюрьмы; там сейчас сидел Лукас Тибо, но Лукас был не единственным источником этой отравленной воды.
Делафлёр беспокойно метался по помещению, которое раньше было кабинетом мэра; отсюда открывался великолепный вид на город. Город был обманчиво тих. Неподвижен, если не считать ветра и падающего снега. Проблемы были загнаны под землю, но надолго ли? И погода сама по себе была проблемой. Не помешает ли снегопад испытанию бомбы? Он прислушался к болтовне по рации, которую военные установили для него, но то был лишь технический трёп. Обратный отсчёт ещё не начался.
Делафлёру хотелось ускорить время, толкать часы вперёд, пока они не опрокинутся.
В дверь постучали.
— Войдите! — сказал Делафлёр. И повернулся к ожидающему солдату.
— Цензор, женщины, которую вы приказали доставить, не было дома, — доложил солдат.
— Я не цензор, — раздражённо заметил Делафлёр. — Обращайтесь ко мне «патрон». Это у вас в уставе написано, Господи ты Боже мой.
Солдат склонил голову.
— Слушаюсь, патрон. Однако мальчишка — мы нашли мальчишку.
Делафлёр взглянул мимо солдата и увидел его в приёмной: ничем не примечательного мальчишку в очках и истрёпанной рубашке. Значит, это Клиффорд Стоктон, наказание Лукаса Тибо.
— Заприте его внизу, — приказал Делафлёр.
Возможно, слухи уже не остановить. Возможно, для этого уже слишком поздно. Но попробовать не повредит.
Он отослал солдата. Затем взял телефонную трубку, вызвал армейского командующего, полковника Требаха, и велел ему сегодня не выпускать своих людей из расположения части. Горожане постреливают, сказал он, и ему не хочется, чтобы кто-нибудь пострадал. Это, разумеется, была ложь. Даже две: никто не стрелял, по крайней мере, до сих пор, и ему было плевать, пострадает ли кто-нибудь. Удалось ли ему обмануть Требаха — кто знает?
Это странная работа, думал Делафлёр — затыкать дыры в дамбе, пока не придёт приказ её разрушить.
∞
— Завтра, — сказала Эвелин Вудвард. — Не знаю, во сколько. Вероятно, около полудня. Я слышала, как он разговаривал с Делафлёром по телефону. У них какие-то проблемы с солдатами, так что никто не хочет тянуть.
Декс кивнул. Эвелин пришла к нему, по-видимому, в последний раз, принеся этот финальный фрагмент информации. Она выглядит замёрзшей, подумал он; исхудавшей, хотя под крылышком Демарша у неё, без сомнения, проблем с питанием нет. Её глаза оглядывали комнату без всякого интереса; она не улыбалась — да и чему сейчас улыбаться?
