Сергей Палий - Чужой огонь
– Нет, ну ты глянь на этого салабона, а, Глеб! Я его про качество спрашиваю, он мне про количество.
– Интеллект, – с кривой улыбкой кивнул Москвичев.
– Можешь описать экипажи? – снова четко поинтересовался полковник у лейтехи, так, видно, и не уловившего юмора ситуации.
– Черные, – после очередного раздумья выдал блюститель порядка.
– Сколько лошадей? Пауза.
– Восемь, четыре и двенадцать.
– Двенадцать? – удивленно уточнил Москвичев.
Лейтеха сделал неопределенное движение лбом и губами, вновь изобразив мимикой замысловатый узор – мол, сколько видел, столько и видел, не виноват.
– Да у него просто в глазах двоилось, – объяснил полковник. – Значит, наши клиенты ехали на первом из трех экипажей, если только этот математик ничего не пропустил и не напутал.
Москвичев согласно кивнул.
– Когда проехал первый экипаж? – спросил Пимкин лейтеху. – Тот, в котором четыре лошадки было? То есть для тебя-то – восемь лошадок.
– Час-сов пять назад. Прим-мерно.
– Километров на сто ушли. Может, на сто двадцать, – подытожил полковник. – Глеб, перепиши данные с его служебной ксивы и погнали. Думаю, через пару часов мы познакомимся с нашими загадочными и чрезвычайно опасными диверсантами.
Снег покрыл узенькое шоссе тонким ровным слоем, на котором вихляли темные полосы следов. САБМушка уже обогнала два экипажа, заставив лошадей дико заржать и броситься в сторону, и теперь оставалось только ждать, что вот-вот впереди, за белесой мгой, появится третий.
Вокруг раскинулась Барабинская степь. Сначала то там, то тут попадался мелкий, приземистый кустарник, но уже спустя десяток километров справа и слева потянулись бескрайние поля с редкими оврагами, заросшими умирающей травой.
Вечерело быстро, как всегда бывает осенью в Сибири. Фитилев включил прожекторы, которые пробили желтоватые конусы в снежной мути…
Грач толкнул Рыжова локтем, и тот резко вскинулся.
– Не спать, Рыжий! Войну проспишь.
Рыжий похлопал глазами, глядя на летящие за бронестеклом хлопья, и вздохнул:
– Такой сон приснился ужасный.
– Ну? Расскажи.
– Стоит передо мной дюжина голых девок. Из одежды – только большие белые банты в волосах. И еще флажки с триколором в руках держат. Красивые-е…
– Девки или флажки?
– Девки, конечно!
– Ни хера ж себе! Это ты называешь ужасным сном?!
– Да погоди ты! Не перебивай… Ну и вот, значит, стоят они передо мной и по очереди читают стишок. Выразительно так, будто первоклашки… «Первомай! Первомай! Кого хочешь выбирай! Первомай! Первомай! Кого хочешь выбирай…» А я будто в землю врос. И, главное, страшным голосом кричу: «Я бром! Я бром! Прием! Как слышно?»
Фитиль заржал так, что чуть было не сдвинул рычаг поворота. А Грач от хохота заколотил кулаком по экрану GPS, благо тот прочный оказался.
– Смешно вам, – хмыкнул Рыжий. – А мне, когда проснулся, обидно до костей стало. Бабу хочу.
– Да ладно, это фигня, – сквозь хохот выцедил Грач. – Ты вот представь, как раньше космонавтам по полгода на орбите приходилось без женской ласки. Я о плохом думать не хочу, но даже при самом хорошем раскладе – ты только вообрази, как они в невесомости дрочат!
Рыжий тоже хихикнул.
– А ты что, Грач, типа, умный?
– Я в детстве хотел космонавтом стать, хотя это уже было не модно. Даже в летное собирался поступать после школы. Но вот однажды к бате пришел брат, то есть мой дядя родной, и они водки нарезались в дребадан. Я тогда, кажется, классе в десятом учился. Ну и дядя меня спрашивает, мол, кем быть-то хочешь? Космонавтом, отвечаю. Он сначала спьяну подумал – издеваюсь: чуть в ухо не засветил. А потом видит, что я серьезно, и говорит: «Я, значит, как-то работал на одном объекте в районе Мирного. Там космодром Плесецк недалеко, случалось болтать с космонавтами. Много, значит, интересного они рассказывали. Про то, как блюют новички, кто впервые в невесомость попадает, на тренажерах-то одно, а на орбите – совсем другое. Про то, как первый раз ссать и срать ходят. Умора, значит. Вроде как – и смех и грех. Но самое ужасное наступает, когда так без бабы тошно становится, что аж яйца сводит. Дрочить, значит, в невесомости – это целая наука…»
– Подробностей не надо, ебить тебя конем… – выдавил Рыжий, щурясь и вздрагивая от хохота. – Некоторые детали лучше предоставить на растерзание фантазии.
Фитиль вдруг резко перестал ржать и глянул на темные стволы деревьев, замелькавшие рядом. Луч прожектора скользнул по пролеску, возле которого дорога круто поворачивала влево. Он всмотрелся в приборы. Пробежал по сенсорам пальцами и обронил:
– Слышь, Рыжий, сновидец ты наш, ну-ка посмотри – у тебя на тепловизоре никого?
Рыжий, подавив остатки смеха, включил панель инфракрасной наводки и замер. Через секунду прошептал:
– Семнадцать целей на одиннадцать. Расстояние двести пятьдесят. Движутся к шоссе за поворотом.
Грач медленно перевел на него взгляд и через миг пулей вылетел из кабины.
– Товарищ командир! Засада!
САБМушка повернула и остановилась возле небольшой полянки, продолжая высвечивать прожекторами занесенную дорогу метров на тридцать. Впереди ничего не было видно, кроме бесконечного снегопада, который, казалось, еще усилился.
– Клещов, проверь свои частоты.
– Пусто, товарищ командир!
– Вызови по «Омеге»!
– Я пробовал! Это не наши! Москвичев метнулся к кабине.
– Ну?
– Возле шоссе, метрах в ста. Они словно в замешательстве – как-то странно бегают туда-сюда.
– Товарищ полковник, может, жахнем предупредительный? Мало ли чего?
– Валяй! Только по деревьям.
– Слышали приказ?! Ну-ка, стрелок, предупредительным по деревьям выше цели на полтора метра-a! Ого-онь!
Рыжов слегка повел рукоятку и надавил гашетку на небольшом джойстике, с которого управлялась верхняя пневмо-пушка. Где-то на границе слышимости пшикнуло. Пуля 20-го калибра под огромным давлением сжатого газа вылетела из ствола и, полоснув пургу, выбила щепу из толстого сучка над незнакомцами.
Пимкин просунул голову в кабину, спросил:
– Ну как?
Рыжов припал к дублирующему окуляру тепловизора.
– У них… Они… Вот, сами посмотрите, товарищ полковник…
На центральном экране появилась картинка, на которой скакали разноцветные разводы.
– Секунду, сейчас фильтр включу, – засуетился стрелок. Цветные пятна потускнели, контуры обрели четкость, и вскоре изображение стабилизировалось. Стало видно, как полтора десятка темных силуэтов с натугой разворачивают нечто громоздкое в сторону САБМушки.
– Что это? – негромко спросил полковник.
– Какое-то оружие, – запинаясь, ответил Рыжов. – Наверное.
