Пол Андерсон - Звездный лис
— Я слишком стар и… Как это? — «Слишком стар и слишком волосат, чтобы чувствовать холод», — мысленно добавил он.
— Вы вовсе не старый, мсье, — серьезно сказала она.
— Ха! — Он сунул руки в карманы брюк. — А сколько вам лет? Девятнадцать? У меня есть дочь, которая… которую… она… У меня есть дочь всего на несколько лет младше вас.
— Что ж… — Даниэль взяла себя за подбородок. Хейм подумал, как изящна линия, переходящая в нежный рот с чуть припухшими губами, и как задорно торчит кверху ее курносый нос, на котором кое-где проступают веснушки. — Я знаю, что вы ровесник моей матери. Но выглядите моложе, а то, что вы сделали, было бы под силу далеко не каждому.
— Благодарю, благодарю. Пустяки.
— Мама была так взволнована, когда услышала о вас, — продолжала Даниэль. — Мне кажется, папа даже слегка ударился в ревность. Но теперь он полюбил вас.
— Твой отец хороший человек.
Убогость словарного запаса приводила Хейма в бешенство, что это за разговор, когда ты не можешь произнести ни одной фразы, выходящей за рамки школьной программы для первого класса?!
— Могу я задать вам один вопрос, мсье?
— Задавай какой угодно.
Непокорная прядка выбилась из ее прически.
— Я слышала, что мы — те, которые отправятся на Землю, — делаем это, чтобы просить помощи. Вы действительно считаете, что наша просьба будет иметь такое большое значение?
— Ну… э-э… нам было необходимо прилететь сюда. То есть теперь мы установили связь с вами, а заодно можем захватить отсюда часть людей.
Между бровями Даниэль на мгновение появилась озабоченная морщинка:
— Но я слышала разговор о том, насколько сложно было незаметно посадить такой большой корабль. Разве не лучше было бы воспользоваться каким-нибудь маленьким судном?
— Бы очень умны, мадемуазель, но…
Прежде чем Хейм сконструировал предложение, Даниэль легонько прикоснулась к его руке и сказала:
— Бы прилетели, рискуя жизнью ради мамы. Разве не так?
— Гм… Ну, конечно, я думал о ней. Мы ведь старые друзья.
— Старые влюбленные, как я слышала, — улыбнулась Даниэль. — Не все еще рыцари перевелись, капитан. Сегодня я сидела возле вас вместо того, чтобы петь хором, потому что вы так красиво смотритесь.
Сердце Хейма подпрыгнуло, затем он понял, что означало местоимение «вы». От всей души он надеялся, что свет закатного солнца сделал незаметным краску, покрывшую его лицо.
— Мадемуазель, — сказал он, — мы с вашей матерью — друзья. Только друзья.
— О, конечно, я понимаю. И все же это было так мило с вашей стороны — все, что вы сделали для нас. — Над головами зажглась вечерняя звезда. — А теперь вы отвезете нас на Землю. Я с детства мечтала о таком путешествии.
Появилась благополучная возможность сказать, что скорее Земля должна встать на задние лапки и просить о чем-то ее, а не наоборот. Но Хейм лишь неповоротливой глыбой возвышался над девушкой, пытаясь найти способ выразить это как-нибудь поизящнее. Даниэль вздохнула и отвернулась.
— Баши люди тоже рыцари, — сказала она. — У них не было даже такой причины, чтобы сражаться на Новой Европе. Кроме, может быть, мсье Вадажа.
— Нет, у Вадажа здесь нет никого, — ответил Хейм. — Он трубадур.
— Он так чудесно пост, — пробормотала Даниэль. — Я слушала с удовольствием. Он венгр?
— По рождению. Сейчас у него нет дома. — Славный ты парень, Андре, но что-то уж слишком много мы говорим о тебе, подумал Хейм, а вслух продолжал: — Когда вы с семьей прибудете на Землю, пользуйтесь моим домом. Я прилечу, когда смогу, и возьму вас в свой корабль.
Даниэль захлопала в ладоши.
— О, чудесно! — весело защебетала она. — Мы с вашей дочерью станем подругами. А потом — путешествие на боевом корабле… Какие победные песни мы будем распевать по пути домой!
— Ну как, возвращаемся в лагерь? Скоро стемнеет.
Б подобных обстоятельствах лучше проявить себя джентльменом, насколько это возможно.
Даниэль закуталась в пиджак:
— Да, если хотите.
Хейм не был уверен, что девушка сказала это с неохотой. Но, поскольку она уже встала, он не стал ничего говорить. По дороге они обменялись лишь несколькими фразами.
Пикник и в самом деле подходил к концу. Хейм и Даниэль вернулись как раз в тот момент, когда все желали друг другу доброй ночи. Когда девушка возвращала пиджак, Хейм отважился легонько пожать ей руку. Вадаж галантно поцеловал эту руку, напоминая придворного кавалера времен какого-нибудь Людовика.
Когда они возвращались к себе в голубых сумерках, наполненных шелестом листвы, Вадаж мечтательно произнес:
— А ты все же счастливчик.
— О чем ты? — не понял Хейм.
— Покорить такую очаровательную девушку!.. О чем же еще?
— Ради бога! — прорычал Хейм. — Нам просто хотелось немного размять ноги. Я пока не дошел еще до того, чтобы выкрадывать младенцев из колыбели.
— Не такой уж она и младенец… Ты сам-то веришь в то, что говоришь, Гуннар? Постой, не стирай меня в порошок! Во всяком случае, не в очень мелкий. Я просто хочу сказать, что мадемуазель Иррибарн очень мила. Ты не будешь возражать, если я навешу ее?
— Какого черта я должен возражать? — огрызнулся разозленный Хейм.
— Но запомни, что она — дочь моего друга, а эти колониальные французы сохранили средневековые представления о нравственности и приличиях. Ты меня понял?
— Безусловно. Можно больше к этому не возвращаться.
Остаток пути Вадаж весело насвистывал, а забравшись в спальный мешок, тотчас безмятежно захрапел. Хейм же еще долго мучился перед тем, как заснуть.
Может, именно поэтому проснулся он поздно и обнаружил, что в палатке никого нет. Вероятно, Диего помогал де Виньи, а Андре куда-то ушел.
Партизанам было нецелесообразно устанавливать постоянные часы приема пищи, и, судя по тускло светившейся походной плитке, завтрак был уже приготовлен. Хейм заварил кофе, разогрел кусок дичи и отрезал хлеба, испеченного в традициях старой, истинно французской кухни и не годившегося для нежных желудков. Потом он умылся, сбрил с лица щетину, оделся и вышел наружу.
Очевидно, для меня нет пока никаких сообщений, подумал Хейм. А если поступят, то мне передадут. Что-то тревожно на душе. Не искупаться ли? Он взял полотенце и пошел к озеру.
Диана была уже высоко. Проникавший сквозь листву свет превращался в колеблющийся сумбур черного и белого, среди которого одиноко качался луч его фонарика. Воздух нагрелся, и туман рассеялся. Хейм слышал типичные для здешнего леса звуки: посвистывание, чириканье, кваканье, хлопанье — и все же они чем-то отличались от земных. Когда Хейм вышел на берег, озеро показалось ему сверкающим собольим мехом, каждая «воронка» — маленькая волна — переливалась в лунном свете. Седые снежные вершины величественно вздымались к звездным россыпям. Хейм вспомнил, как однажды на Сторне пытался разглядеть Аврору. Теперь это не составляло труда, поскольку в здешнем небе она пылала огромной яркой звездой. Триумф, состоявшийся приблизительно тогда, когда Даниэль еще только родилась…
