Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах
Все свои трюки охотник делал сам, без страховки и без дублей. Лучшим из всех был Мохо-мари, который бесследно исчез два года назад во время записи очередного диска. Мохо-мари был гениален. Сотни тысяч женщин до сих пор плачут, просматривая его диски.
– Конечно, он молодец, – сказала Анна, – жаль, что он погиб.
Популярнее Мохо-мари были лишь диски с виртуальными любовницами: сексуальнейшие женщины планеты записывали на диск свои сокровеннейшие мечты.
После этого мечты форматировались так, чтобы обеспечить интерактивность. И любой мужчина, купивший диск, мог затащить в свою постель первую красавицу мира – после того, как наберет достаточно очков, обольщая ее.
– Жаль, что он погиб, – повторили Анна. – А что ты делал? Читал?
Гектор отложил очки-читалку.
– Попытался, но не вышло. Слишком болит голова.
– Почему ты не лечишься?
– Бесполезно. Однажды в молодости я ехал на снегоходе по тонкому льду и провалился в воду. Меня сразу же потянуло вниз и я потерял сознание. Меня вытащили минут через пятнадцать. Все были уверены, что я мертв. Но, как видишь.
– С тех пор у тебя болит голова?
– Да. Постоянно. Клиническая смерть не проходит просто так.
– Ты был мертв?
– Более-менее.
– Расскажи мне. Там что-то есть? С той стороны смерти?
– Да. Но я не могу этого объяснить. Я не успел понять.
– Жаль, – сказала Анна. – Кстати, я видела тебя по телевизору.
– Где?
– На собрании РБЗЖДисток. Зачем ты был там?
– Но ты же смотрела это по телевизору. Ты не поняла?
– Нет.
– Фамилия вождихи этой секты тебе ни о чем не говорит?
– Уварова? Нет.
– Уборщица из лаборатории. Прошлое лето.
– Нет, это не может быть она! – Анна повернулась к нему. – Я ее не узнала.
Нет, это не она.
– Говорю тебе, она самая. Она, конечно, очень изменилась. И я, кажется, знаю, почему она изменилась.
– Почему же?
– Не помнишь? Она была единственной, кто не прошел тест.
– Ты хочешь сказать?..
– Я хочу сказать, что она заражена и сейчас заражает других.
– Это предположение.
– Довольно вероятное предположение, правда? Иди ко мне.
– Нет, нет, подожди. Тогда нужно что-то делать. Она же заразит весь город.
– Или всю страну. Мне осточертело все время что-то делать. Пусть делает кто-нибудь другой. Скоро их признают политической партией и пропустят в парламент.
– И что тогда?
– Да ничего. Кстати, в чем состоит это самое женское дело, за которое они так борются? Ты же читала брошурки? По-моему, женское дело возникает только там, где не хватает настоящего женского тела. Такого, как твое. Ты же женщина, ты должна их понимать. Пусть раньше женщины боролись за равенство, за какие-то права. За что им бороться теперь?
– Ну, они утверждают, что мужчины всегда подавляли женщин, и что никакие права или юридические документы этого изменить не могут, это в самой природе мужского пола, агрессия и подавление. Поэтому женщина должна на самом деле иметь больше прав, чем мужчина, чтобы скомпенсировать мужскую агрессию. Еще они борются за то, чтобы воспитание и образование были исключитетельно женской преррогативой – чтобы таким образом воспитать малоагрессивное поколение, – перечислила Анна с интонацией прилежной ученицы.
– И это чепуха, потому что женщины на самом деле гораздо агрессивнее мужчин, – заметил Гектор.
– Правда?
– Правда, просто у них меньше возможностей для физической агрессии, поэтому они выбирают словесную агрессию или символическую.
– Например?
– Например, регулярно затевают скандалы, мучают друг друга и самих себя.
Что еще они говорят?
– Что все руководящие должности, то есть высшие, должны занимать женщины, потому что мужчина по своей сути безумный самец и если он иногда кажется разумным, то это не навсегда. Ну и многое другое, совсем уже чепуха, я сейчас не помню. Например, даже призывают создать отдельное женское человечество, котрое будет размножаться бесполо. Это возможно?
– Вполне, – ответил Гектор.
– Клонирование?
– Нет, обыкновенное рождение, можно будет даже смешивать гены, как при половом размножении. Уже были такие разработки. А что они говорят о сексе?
– Вибратор – лучший друг женщины.
– Понятно. Против этого трудно что-нибудь возразить, но может быть, мы попробуем?
– Может быть, – сказала она, прогнала с колен двух микрокошек и выключила экран.
Следующие две недели о женском деле не было ничего слышно, зато на улицах появились невесть откуда взявшиеся негры и носили лозунги вроде: «Африка для африканцев». По ночам кто-то неуловимый бил стекла в витринах. SINKS объявил о новом теракте, но ничего так и не произошло. В Индийском океане поймали детеныша хищного кита, семиметрового, обещавшего вырасти метров до двадцати – наверняка чья-то генетическая разработка. Из африки в эти дни изгоняли последних белых жителей, отбирая землю, имущество и порой жизни. Черный континет становился черным на самом деле. Негритянское движение началось еще в первые годы века и вначале планета относилась к нему с сочувствием. После первых линчеваний и официальных казней было много протестов, но черная волна росла и вскоре стала неуправляемой. Белые либо бежали из Африки, либо оставались там умирать. Все сводки новостей сообщали в первую очередь об этом.
А комиссар Реник разговаривал с Валиным в своем кабинете. На этот раз беседа не записывалась.
– Я не вызывал вас так долго, – говорил Реник, – потому что я раздумывал.
Конечно, если следовать закону, то думать нечего: вашу так называемую дочь давно следовало бы превратить в корм для животных зоопарка. И все-таки, она до сих пор жива.
– Вы ей не сказали?
– Сказали, а как же. Если бы не мы, ей бы сказали другие девочки. Она жила в комнате вместе с тремя другими девочками-клонами и двумя мальчиками. После нескольких попыток изнасилования мальчиков пришлось отселить. Она, как самая маленькая, не пострадала. Сейчас она живет одна, другие клоны уничтожены в соответствии со статьей 212/2 кодекса о генетических преступлениях.
– Как я могу вам верить?
– Если вы не верите, что она жива, я продемонстирую вам запись.
Реник вставил кассету.
Реник демонстрировал запись. На пленке Мира ходила, прихрамывая, вдоль узкой комнаты, потом села на голый деревянный стул и уставилась большими мутными глазами в сторону камеры. Она похудела и повзрослела. Стала длинной и угловатой; пропала та неопределенная мягкость, уютность, которая делает детей похожими на игрушки. Ее лицо ничего не выражало. На ней был полосатый больничный халат.
– Почему она без очков? – спросил Валин.
