Сергей Герасимов - Помни о микротанцорах
Толпа полностью запрудила внутренний двор. Рядом с Гектором робко стоял еще один мужчина; наверняка были и другие, но вдалеке. Это громадное численное превосходство злой и возбужденной женской массы давило и ощущалось как камень на груди или как отсутствие кислорода. Женщина в черном, стоявшая на трибуне, подняла руку вверх – и толпа замерла.
Сейчас она не улыбалась и казалось, что она не может улыбаться вообще, никогда и ни по какому поводу. Но Гектор помнил ее масляно улыбающуюся физиономию, улыбающюся неприятно и часто, улыбкой, которая пачкала тебя как отпечаток жирной грязной ладони на белой рубашке. Это была та самая Уварова, которая в свое время работала уборщицей в лаборатории. Которая всучала всем и каждому безобидные брошурки.
Она сильно изменилась. Погрузнела и словно бы окаменала, налилась твердостью и весом. Теперь ее взгляд был не прсто противен, но тяжел, как взгляд мощной горилы. Хотелось отвести глаза. Она говорила спокойно и властно. Она не позволяла сомневаться в своих словах. Она говорила, если только не учитывать смысл ее слов, говорила довольно умно и связно, что можно было бы объяснить разве что привычкой к выступлениям – ибо настоящего ума Уварова никогда не имела. И говорила она страшные вещи.
Гектор попробовал представить ее в постели – и воображение отказало, сгорело как электродвигатель, не сумевший сдвинуть непосильную тяжесть. А ведь Уварова была еще молода. Лет тридцать, около того. Как выглядит человек, который с нею спит? – ну разве что безвольный червяк, вздрагивающий при каждом звуке, при этом еще и мазохист. Так в чем же состоит это самое женское дело?
– Решительный характер, – вещала Уварова, – вот что нам нужно. Покажите мне хоть один решительный характер. Протяните руку, чтоб я увидела!
Гектор вспомнил детство, те дни, когда страну заполонили чужеземные проповедники и, чаще, проповедницы. Миссионерши вещали с экранов, разьясняя Библию и неся слово боественной любви и то, что они говорили имело к любви некоторое отношение. Но однажды маленький Гектор выключил звук – и он испугался, увидев сколько злости, органической, въевшейся, кипящей злости было в каждом жесте, в каждой гримасе проповедницы. Какая разница – что она говорила и о чем она говорила, если сама она была черным сгустком зла? Ее лицо было лицом человека, привыкшего ненавидеть и искоренять. Проповедницы рассказывали библейские истории, приправляя их историями из собственной жизни и говорили, что было время, когда они не любили людей, близких и дальних, когда они причиняли кому-то боль и так далее, и так далее, и любой зрячий мог видеть, что это время не прошло, что плоды остались плодами и лишь налились темным соком.
– Отличить борца от изменника, – продолжала уварова, – Потому что все, слышите меня – все! делятся не на хороших и плохих, и даже не на мужчин и женщин, а на борцов и изменников. Кто не борец, тот изменник. А кто не извенник – тот борец!
Позади ораторши стояли четыре девушки, в позе: ноги на ширине плеч, руки за спиной, лица неподвижны и выражают суровую решительность искоренять нечто, хорошо знакомое им. Все четверо в черной форме, напоминающей военную.
– …И расчищать для этого путь! Не колеблясь, применять самые жесткие и последние средства, – в этот момент совсем близко от Гектора вспыхнула потасовка; две решительно настроенные бабы вцепились в волосы друг другу и вскоре повалились на землю, в круге, образованном отзывчивой толпой. Уварова говорили о вырождении, о том, что нужно жестко и беспощадно вырвать всю худую траву, о том, что нужно бороться за то, что любишь, объявляла кого-то вырожденками, но, сколько бы Гектор ни слушал, он не мог ухватить смысл: кто должен бороться, как, против чего и, главное, почему. Кажется, смысла не было вообще, были лишь фразы, вбиваемые как гвозди, бросамемые как осколочные гранаты, и были лица, повернутые как черные подсолнухи к черному солнцу тьмы. И ему вдруг стало по-настоящему страшно. На какое-то мгновение он почувствовал, что это все по-настоящему, что все это серьезно – но заставил себя прогнать эту мысль.
Несколько коротко остриженных девушек в черной форме пробились через толпу и быстро и умело разняли дерущихся.
– Ваша кто? – спросил Гектора соседний мужчина.
– Вы о чем?
– Вон та на сцене, крайняя слева – моя жена, Морта. Она так волновалась, что попросила меня прийти. Волновалась, потому что нас снимают и передают и даже передают в прямом эфире. Вы не представляете, сколько она перевела косметики! И не спала всю ночь.
Гектор внимательнее посмотрел на Морту. Ничем не отличается от остальных трех. Сдвинутые брови, застывший взгляд помощника палача.
– Морта? – спросил он. – Редкое имя.
– Да, – ответил мужчина, – очень редкое. Оно означает смерть. Так что вы тут делаете?
– Я, – соврал Гектор, – архитектор этой церкви. Смотрю, чтобы ничего не испортили.
– То-то я вас не узнаю, – ответил мужчина, – вы поосторожнее, у нас посторонних не любят.
В медовом воздухе плыла луна, как большая капля меда. В ночи было что-то волшебное, что-то от сказок Уайльда. Сквозь открытое окно входили запахи трав, приправленные ароматом далекого костра, а сверчки, казалось, стрекотали прямо в комнате, у самых ушей. Ласковый двухголовый крокодильчик сидел на подоконнике и чесал себе спинку. Было жарко и Анна сидела в одних трусиках. Она работала за дисплеем, освещавшим темную комнату безумным матовым блеском. На стене дрожали тени крупных листьев мандаринисса. Анна сняла очки и отключила инфо-контакт.
– Чем ты занималась? – спросил Гектор.
– Дурью мучилась. Смотрела Мохо-мари.
– Ну почему же дурью? Он человек серьезный.
Анна пожала плечами.
Мохо-мари был знаменитейшим на сегодняшний день ловцом приключений. С тех пор, как человеческие воспоминания научились записывать на диск, появилась профессия людей, создающих интересные воспоминания – охотников за приключениями.
Они не были похожи на актеров былых времен. Ведь при записи воспоминаний гарантировалась достоверность – поэтому каждый охотник обязан на самом деле быть бесстрашным, отчаянно смелым, бескорыстным и удачливым авантюристом с превосходной спортивной и боевой подготовкой. Он обязан быть красивым, умным, молодым и очень сексуальным. Только в этом случае его диски станут покупать.
Все свои трюки охотник делал сам, без страховки и без дублей. Лучшим из всех был Мохо-мари, который бесследно исчез два года назад во время записи очередного диска. Мохо-мари был гениален. Сотни тысяч женщин до сих пор плачут, просматривая его диски.
– Конечно, он молодец, – сказала Анна, – жаль, что он погиб.
