Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 15
Да, но ведь Итнайн только что сказал, что они не убьют его, что они готовы сами дать себя убить ради того, чтобы «доставить его» на место. Обозначить таким образом свои цели и намерения было стратегическим просчетом Итнайна. Если бы Гарден отважился принять его слова на веру, то информация об их добровольном воздержании от членовредительства может свести их шансы к пропорции один к одному.
Так что команда Итнайна вынуждена будет терпеливо подставлять себя под его удары. Или же попытаться как-то утихомирить его.
И тут он осознал скрытый смысл вступительной речи Итнайна. Тому Гардену придется убить или крепко покалечить шесть здоровых мужиков, чтобы обеспечить себе свободу. А где-то там, за ними, на линии, поджидают еще шесть, дюжина, сотня. Он изойдет кровавым потом, даже просто перемалывая их по одному.
Лучше оставить мысли о сопротивлении и идти тихо.
— Ладно, — сказал он. Теперь он сидел, расслабившись и улыбаясь.
Двери закрылись, поезд тронулся.
— Пропустили остановку, ребята, — заметил Гарден. Боевики не шелохнулись, лишь покачивались слегка в такт движению поезда, набиравшего скорость.
— Мимо следующей станции этот поезд не пройдет, — сказал Итнайн. — Мои люди будут нас встречать там.
Когда поезд подошел к Манахокину и начал сбрасывать скорость, Гарден подвинулся к краю сиденья, поставил ноги в проход и встал. Инстинктивно он откинулся назад, сопротивляясь толчкам тормозящего поезда. Внутренний голос подсказал ему, что если сейчас броситься вперед вдоль прохода прямо на троих конвоиров в передней части вагона, то торможение поезда увеличит скорость его броска примерно на шестьдесят процентов и на столько же увеличит силу удара. Он ясно представил себе и ощутил всем телом этот рывок, прыжок и… падение.
Гарден отбросил и эту мысль. Этих-то можно одолеть. Можно даже выскочить на платформу. Но другие будут просто спокойно поджидать его там.
Он поплелся, еле передвигая ноги, к передней части вагона. Когда дверь открылась, боевики окружили его полукругом и вывели на платформу.
Они спустились по лестнице вниз, где их ждал черный фургон с распахнутой задней дверью. Двое в камуфляже ждали по обе стороны этого темного проема. Они держали оружие на изготовку.
Гарден в сопровождении Итнайна приблизился к фургону, слегка улыбаясь и немного подняв руки в знак того, что он безоружен.
Охранник слева поднял свое оружие — пистолет с огромным стволом, как у дробовика, — и выстрелил Гардену в грудь.
Тот машинально взглянул вниз, чувствуя, как холодная жидкость потекла вниз из раны, и ожидая увидеть пузыри крови и осколки белой кости. Вместо этого он увидел пучок красных и желтых… волос. Это было шелковое оперение стрелы. Из груди торчал серебристый шприц, накачивая прямо в сердце какое-то снадобье — яд? наркоз? снотворное?
Гарден пошатнулся, колени уперлись в бампер. Он свалился в фургон, руки проехались по резиновому коврику на полу. Зрение помутилось, но он все же попытался разглядеть внутренность фургона. В дальнем конце можно было различить сидящую фигуру, неподвижную, как идол, в белой рубашке, воротник которой поднимался до самого подбородка. Или это была толстая повязка на шее?
— П'ивет, Том, — сказала Сэнди глухим голосом.
— Вот уж не ожидал столкнуться с таким уровнем некомпетентности в боевой команде — а уж в своей команде тем более.
Голос был сухо-насмешливый, властный, спокойный, весьма мужественный, в придыханиях, гласных и подборе слов чувствовался английский выговор — словом, на слух американца, вполне опытный и образованный оратор. И все же голос, который воспринимали уши Гардена с тех пор, как к нему вернулись чувства, выдавал в его владельце иностранца. Тягучие «л» картаво спотыкались, «с» были почти шепелявыми. Что это — следы родного французского? Или скорее какой-то арабский говор.
— 'адо обходиться тем, что есть, — это был голос Сэнди, все еще ущербный, но чересчур быстро восстанавливающийся — если только лекарство в той стреле не вырубило Гардена на несколько суток.
Под щекой Том чувствовал ребристый пол фургона. Он пошевелил руками и обнаружил, что они не связаны. Однако когда Гарден попробовал приподняться, оказалось, что руки у него ватные, словно он их отлежал. Тело приподнялось на сантиметр и плюхнулось обратно.
— Твой друг пробует силы.
— П'авда.
— Мы еще не готовы к этому.
— Еще ст'е'у?
— Нет, нет. Пусть проснется естественным образом. Может быть, он станет свидетелем нашего нападения. И оценит нас по достоинству.
— «Оценит». Оценить можно и отрицательные свойства, знаешь ли.
— Тем не менее… Кроме того, в своем новом состоянии — если он действительно прикасался к тем кристаллам — он мог бы дать нам неоценимые, возможно, даже провидческие советы.
— Как скажешь.
Гарден открыл глаза. В закрытом фургоне царил глубокий сумрак. Он осторожно повернул голову, отыскивая Сэнди и ее собеседника. Их нигде не было видно, наверное, они сидели в кабине водителя. Может быть, они наблюдали за ним с помощью телекамеры. А может, им было наплевать на него.
— Ррух?.. — Он подвигал челюстью и провел языком по зубам.
— Спящий проснулся! Великолепно! — сказал мужской голос. — Добро пожаловать, сэр. Bienvenu. И тысяча извинений. Если бы не ограниченные возможности моих соотечественников, я приготовил бы надлежащее помещение, возможно, даже с кроватью, для вашего пробуждения.
— И долго… долго я был в отключке?
— А кто это со мной разговаривает?
— Том Гарден, как вам должно быть известно.
— Увы, значит, не так уж и долго. Мы приготовили дозу на шесть часов — реального времени, я имею в виду. Это все еще тот же день, Том Гарден, вечер только начинается.
— Что?.. — Том сел и стукнулся носом о скамейку. — Не имеет значения. И где мы находимся?
Он огляделся и обнаружил маленькое квадратное окошко в передней стенке своей тюрьмы. Скудный свет проникал только оттуда. Голоса тоже.
— Мэйс-Лэндинг, Том, — это уже была Сэнди. — Все еще в Нью-Джерси.
— Не знаю такого — Мэйс — как ты сказала… А вот Нью-Джерси я что-то уж слишком хорошо начинаю узнавать.
— Чувство юмора! — воскликнул мужчина. — Это обещает сделать нашу встречу еще более приятной.
Гарден подполз к окошку, ухватился за нижний край и подтянулся так, чтобы выглянуть наружу. Он увидел кабину водителя, Сэнди и ее спутника, сидевших спиной; за ветровым стеклом виднелось колышущееся море зеленого тростника, вызолоченное низким солнцем. Оканчивался великолепный день. В отдалении тянулась гряда белых утесов или, может быть, гребень соляной горы.
