Вероника Кузнецова - Дневник штурмана
Этот день омрачился новыми трагедиями: Соня Лунге и Армен Карушанов заболели паническим страхом, а китаец Дин Гэн изолирован, потому что приборы выявили критическое состояние его психики. Не знаю, что хотят определить учёные для своего отчёта, но если так пойдёт дальше, сам отчёт писать будет уже некому. Командир или мыслил примерно так же, или принятое им решение отвечало его планам, но он объявил, что восемнадцатого февраля в девять часов утра мы улетаем.
— Сэр, это противоречит поставленной перед нами задаче, — возразил первый штурман.
— Гибнут люди, — ответил мистер Уэнрайт. — Я не могу допустить, чтобы поставленная перед нами задача решалась таким образом. Я дал учёным два дня, а это при данных обстоятельствах слишком большой срок. Если влияние планеты на их психику будет усиливаться, я сокращу это время до необходимого для сборов.
Хотелось бы мне знать, как восприняли эту новость учёные. Если они далеки от разгадки проблемы, то они должны согласиться с командиром, но, если решение кажется им близким, известие о прекращении эксперимента будет для них тяжёлым ударом.
16 февраля
Меня беспокоит командир. Как я могу рассчитывать на проникновение в его тайну, если ничего не предпринимаю? Я жду, когда события сами приоткроют передо мной завесу, но ведь я могу погибнуть раньше, чем познаю истину. Я вчера долго не спала и всё думала о странном поведении мистера Уэнрайта. Во время своих трёх появлений он мог бы меня убить, но почему-то не убил. В первый раз он мог пырнуть меня ножом, пока убегал, ведь на это не нужно много времени. Во второй раз, если ножа у него не было, он мог бы меня ударить посильнее: или кулаком или об угол стола. В третий… На счёт третьего раза я судить не берусь, потому что он мог побояться, что из каюты напротив выскочит мистер Форстер и застанет его на месте преступления. Почему же он меня не убил в первые два раза? Хотел обставить дело так, будто преступление совершил человек-зверь, но на это не было времени? Или он хочет выставить меня сумасшедшей, пугая меня и показывая, что никто не мог на меня напасть? Всё очень странно и тревожно. От усиленных размышлений у меня началось даже что-то типа быстропроходящей мозговой горячки, потому что в памяти стали всплывать фрагменты из книг и фильмов и дошло до того, что я всерьёз задумалась, а не оказался ли автор нелепейших книг о Фантомасе (я их выискала в каком-то букинистическом магазине) провидцем. Может, мистер Уэнрайт и есть какое-то подобие Фантомаса, который надевает на себя чужие лица. Автор сам, кажется, не знал, кто такой Фантомас. А я в ночном дремотном бреду явственно ответила себе, что Фантомас — это наш командир, недаром Серафима Андреевна сказала, что скоро он снимет маску.
Так вот, чтобы не доходить вновь до этих глупостей, рассеявшихся с утренним пробуждением, я должна что-то предпринять. Проникнуть в каюту командира и посмотреть, что он там хранит и нет ли у него пресловутой книги, я не могу, а запастись каким-нибудь оружием и применить его при новом нападении вполне в моих силах.
Вчера вечером я вновь ждала, что к моей двери подойдёт неизвестный. Я стояла совсем близко и со страхом услышала совсем тихие, иногда останавливающиеся шаги, проследовавшие по коридору между каютами. Ручку двери тронули, нажали и, убедившись в крепости запора, отпустили. Раздался шорох, а потом шаги тихо удалились и быстро смолкли у каюты командира. Больше я их не слышала. От ужаса меня охватила дрожь и, наверное, этим объясняется сумятица в мозгах, которая была у меня ночью. К страху нельзя привыкнуть. Ужас не способен притупиться. Он вспыхивает с новой силой, едва очередное происшествие даёт для него повод. Это состояние невыносимо, поэтому я понимаю, какой мучительной смертью умерла Дора Босева и очень жалею мисс Лунге и мистера Карушанова.
Для защиты от командира я запаслась складным перочинным ножом. Если я не успею его открыть, то буду действовать им как кастетом, потому что вес его для такой небольшой вещицы внушителен. Подпущу ничего не подозревающего убийцу поближе и ударю по голове.
Когда я вышла из каюты и встретилась с бортинженером, я поняла, что командир достиг успеха в попытке выставить меня сумасшедшей. Конечно, мистер Гюнтер прямо не говорил, кем меня считает, но особая заботливость и даже деликатность, проскальзывавшие в обращении ко мне, ясно на это указывали. Если бы такое отношение друг к другу было общепринято между людьми, то жить на свете стало бы легко и приятно, но поскольку чуткость принято проявлять лишь к больным, то мне, понятно, это не понравилось.
— Как вы себя чувствуете, мисс? — спросил мистер Уэнрайт, следуя своей тактике.
— Прекрасно, сэр, — ответила я. — А вы?
Нездоровье не входило в планы командира, и он промолчал.
— Мистер Гюнтер, — обратился он к немцу. — Вам вновь придётся дежурить на кухне.
— Есть, сэр! — отозвался бортинженер.
По-моему, он был бы опечален, если бы туда послали кого-то ещё.
Проследив взглядом за удалившимся немцем, командир повернулся к первому штурману.
— У вас всё готово для отлёта, мистер Форстер? — спросил он.
— Да, сэр. Завтра я попрошу мисс Павлову ввести данные в компьютер.
Я уже настолько привыкла к англичанину, что уловила на его бесстрастном лице скользнувшую при этих словах тень.
До завтрака новостей не было. Мы с мистером Форстером привычно сходили в столовую, где я впервые осознала разницу между машиной, пусть и с обширной программой, и хорошим поваром. Вчера я вообще почти не могла есть, а сегодня обнаружила, что мистер Георгадзе успел меня избаловать и привить вкус к отлично приготовленным блюдам. Машине не хватало индивидуальности и той особой фантазии, свойственной лишь мастерам, которая делает из обычного омлета шедевр кулинарного искусства.
Странно рассуждать о еде, когда погибло столько человек и, в том числе, сам повар, но пусть это будет надгробным словом талантливому мастеру. Уверена, что мистер Георгадзе оценил бы его.
Когда мы вернулись в рубку, командир сообщил, что мистера Георгадзе и мисс Яниковскую убил конголезец.
— Как это выяснили, сэр? — спросил первый штурман.
— Он уже не владел собой, — обычным своим ровным голосом объяснил мистер Уэнрайт. — Сегодня утром он попытался напасть на мисс Тейлор, но его обезвредили.
Как ни неприятно мне было обращаться к нему, но я не выдержала:
— Она не пострадала, сэр?
— Нет.
— А он жив?
— Да, мисс. Он изолирован. Так же как мистер Биной, чьё состояние признано опасным.
— Как себя чувствуют мисс Лунге и мистер Карушанов, сэр?
