Андре Грилей - Последняя планета
— Я страшно рад, что мне удалось развлечь моих дорогих гостей. Это все, что я могу сделать для вас, — его голос прозвучал слишком печально.
— О, Благородный Гость, — запротестовал Орнигон, — вы должны позволить нам развлечься немного… впереди тяжелые времена… — легкая тень пробежала по его лицу. Он пожалел, что сказал об этом. Возникла неловкая пауза, неожиданно все стали серьезными; Маржи наскоро коснулась их блужданий в тумане, но прежнего блеска и остроумия в ее рассказе уже не было.
Его друзья с большой готовностью смеялись и шутили, чем во времена его первого появления здесь. Но над всеми уже нависла тень неотвратимо надвигающегося Фестиваля. Все они ощущали, что их общество стоит на краю пропасти. Молодые знали, что впереди ждет борьба. И даже когда они нежно шептались наедине, необходимо было соблюдать осторожность. Как Мариетта может веселиться. Может быть, в ее крови есть кельтские гены… это было бы великолепно.
В тот же вечер они были приглашены на собрание революционеров. Крепко взяв его за руку, Мариетта повела его в подземное помещение. Они спустились на три уровня ниже города — под уровнем основных строений, ниже транспортной подземки и коммуникационной сети, — на уровень старого зернохранилища, теперь заброшенного и затхлого. На полу этого каменного помещения находился заржавленный люк, крышка которого удивительно легко открылась. Каменные ступени вели вниз, в еще более тесное помещение. Из этого помещения расходилась целая сеть тоннелей, ведущих в маленькие пещеры. Подземный город напоминал Древний Рим с его катакомбами.
Маржи объяснила, что эти подземные пещеры раскинулись гораздо шире, чем можно было себе представить, потому что официальное мнение отрицало их существование. Реорганизаторы очень боялись подземелий, ведь они сами использовали его для заговора. Ночное собрание должно было проходить в штаб-квартире реорганизаторов.
— Здесь, — говорила она с каким-то необыкновенным подъемом и возбуждением, — начался долгий путь угнетения и подавления, и здесь же мы начнем путь к свободе.
Ничего, что давало бы надежду на успех, не было в этой группе из сорока юнцов, сгрудившихся в маленькой комнатке. Идея свержения старой социальной структуры и установления новой была бы похожа на шутку, если бы не их серьезные личики. Лидером был молодой мужчина Хронос, Второй Инструктор философии в университете. Седина придавала ему вид сорокалетнего, но рассуждениями, смехом и энтузиазмом он не отличался от молодежи.
Хронос не был ни военным, ни политиком. Он был мечтателем-мистиком, с отсутствующим взглядом и блуждающей улыбкой. О свободе он говорил так, что, казалось, достаточно ее провозгласить, и все проблемы зилонгского общества будут решены. Они проникнут в Военный Центр, ворвутся в арсенал за карабинами и взрывчаткой (сейчас у них десять винтовок, несколько сот фунтов взрывчатки и немного взрывных устройств в подземном убежище), и затем быстро займут Центральное здание и Энергетический Центр. Таким образом, они возьмут под контроль Центральную Площадь, что обеспечит успешное свержение правительства. Это будет «очистительный огонь свободы», закончил свое воззвание Хронос. Кого он очистит, этот огонь, кто его будет разжигать и что будет дальше — все было туманно.
Молодежи понравилось. Их воодушевила простота и скорость их успеха. После Комитета что? Кажется, это никого не волнует. Эти юнцы мало чем отличаются от капюшонников; и те, и другие не видят дольше собственного носа. Им важно разрушить существующие институты власти, и все.
Мариетта шепнула ему на ухо:
— Теперь ты понимаешь, почему я так долго не решалась присоединиться к ним; ужасный мужчина. Он намного опаснее соблазнителя.
По крайней мере, женщина не поддалась общему безумию.
— Это что, самые лучшие? Других революционных групп нет?
— Другие еще хуже. У этих хоть есть стратегический план. Все остальные — мистики, мечтатели и сумасшедшие анархисты.
Симус ничего не имел против мистиков, мечтателей и анархистов. Большинство таранцев были и теми, и другими, и третьими. Однако, такого, как Хронос, никогда не потерпели бы на «Ионе». «Эмоционально неустойчив» — именно такую характеристику выдал бы Потридж, добавив пару непристойностей. — «Шесть против десяти за провал. « Да, это похоже на правду.
После речи и пения гимна свободе, Хронос собрался уходить, одарив двух новых членов группы — Мариетту и О'Нейла — вежливым безразличием. Ян, Хорер, Маржи и О'Нейл, которого все сочли неформальным лидером, задержались. О'Нейл стал настойчиво интересоваться о том, что планировалось предпринять после захвата власти. Казалось, что молодежь совершенно не задумывалась над этим.
Конечно, они были бы лицемерами, стремящимися захватить власть и именем народа провозгласить себя новым Комитетом. Но хаос, который воцарится с их приходом, будет хуже любой тирании. Силы, разрывающие Зилонг на части, сделали свое разрушительное дело в умах молодых. Вопрос в том, кому эти части придется собирать.
Когда все разошлись, Маржи, встав на цыпочки, поцеловала его в затылок.
— Пошли со мной, Джимми, — И она привела его в маленькую комнатку, отделенную узким коридором от комнаты для собраний. Она была обставлена мягкими зилонгскими кушетками.
Он был слишком разбит и подавлен, чтобы обрадоваться этим приготовлениям.
— Джимми, дорогой, тебе не нравится? — с сожалением спрашивала она.
— А ты что, хотела, чтобы я прыгал и скакал от восторга, женщина? Шайка искусителей и потаскух под предводительством психопата хотят освободить общество. Вот уж, поистине, Свобода! Ты и я будем мишенями. Уверен, что все они нуждаются в успокоительных пилюлях.
— Что значит «потаскухи»?
— Искуситель женского пола, — огрызнулся он.
— Какое счастье. Я каждый день узнаю что-то новое о твоем языке, — она нежно перебирала его волосы. — Симус, а у меня есть новости. Первая: армия туземцев не распалась после смерти Ната. Теперь у них новый вожак — человек по имени Попила, наш бывший Генерал, которого изгнали в прошлом году.
— Ты хочешь сказать, что теперь ими управляет профессиональный военный? И он — полная противоположность этому старику, который сейчас в кресле?
Конечно, она идиотка, но мне так нравятся ее прикосновения.
Он дружески поцеловал ее в лоб, его мысли были заняты революцией.
— Он грубый, тощий и очень высокого мнения о своих способностях. Именно поэтому правительство и избавилось от него. Про него говорили, что он заражен бонапартизмом, — она стянула с Симуса робу, ее пальцы скользнули вдоль его спины.
