Харлан Эллисон - Все звуки страха (сборник)
Слепец и его жена с родинкой жили в небольшом секторе вне города там, где фермеры возделывали правильной формы поля, используя превосходное по конструкции и эффективное в работе оборудование.
Жили они в двухъярусном доме, который мог похвалиться всеми новейшими роботизированными удобствами. Свет ламп усиливался или приглушался по мановению руки, стены при нажатии кнопки излучали тепло, еду готовили изобретательно сконструированные роботы-повара, из отверстий в стенах гудели вжики, что немедленно убирали появляющуюся грязь.
А в машинном подвале, где размещались сервомеханизмы — нервный центр всего дома, — слепец и его жена с родинкой оборудовали дополнительную темную комнату особого назначения. Мягкие стены комнаты полностью поглощали звук, защищая обитателей от любых внешних воздействий. Туда не проникал свет, а постелью служил пуховый тюфяк.
Обитателем этой комнаты был Человек.
Просто Человек. Ибо никакого другого имени у него никогда не было. В отличие от слепца, которого звали Метларь, или от его жены с родинкой, чье имя было Ордак. У них были имена, так как время от времени им приходилось появляться в городе и общаться с окружающими. Но Человек ни с кем не общался. Он никогда не видел света, ни разу не прогуливался. Комната стала его постоянным обиталищем, а его родители позаботились, чтобы он никогда ее не покинул.
В машинном подвале двухъярусного дома неподалеку от Города Света Человек сидел в глубоком молчании.
Сидел, аккуратно сложив руки на коленях, подогнув под себя ноги — и сохранял безмятежность.
Сидел, устремив в пустоту глаза из серой клубящейся пыли. Присутствие Человека на Топазе никакого оправдания не имело и иметь не могло. В мире красоты и изящества уродство презиралось. Метларь и Ордак были неполноценны — его слепота и ее родинка, — но они уже давно жили в сообществе и имели достаточно благоразумия, чтобы не слишком высовываться. Совсем иное дело их отпрыск. Глаза из пыли — кто мог такое допустить?
Коснувшись ладонью замка, Метларь отомкнул дверь и вошел.
— Отец… — прошептал Человек. Речь — свежая, будто родниковая вода, а интонации порхают как бабочки.
— Да, сынок, это я. Как ты сегодня? У тебя опять было видение?
Человек кивнул, обратив на слепца серые глазницы.
— Только что, Отец. Черное-черное, с ярко-красными ростками, что проталкивались наверх. Похоже на жерло вулкана.
Слепец ощупью приблизился к тюфяку, присел на него и медленно покачал головой.
— Но ведь ты никогда не видел вулкана, сынок.
Человек отступил на шаг от стены, и его огромные руки расслабленно свесились ниже колен.
— Я знаю.
— Но тогда как…
— Так же, как я видел чаек, что опускались на зеленый клочок травы. Так же, как пидел глубокую, оранжевую от грязи реку, что пузырилась на пути к болоту. Точно так же, Отец. Я вижу.
Слепец недоуменно покачал головой. Вот еще и ответы на вопросы, которых он не задавал.
— А где Мать? Она уже который раз не приходит со мной повидаться.
Слепец вздохнул.
— Ей надо работать, сынок, если мы хотим наполнить наши пищехраны. У нее трудная работа в центре дуновения.
— Ага. — Человек вызвал в воображении образ центров ощущения, откуда в воздух Топаза поступали приятные для обитателей планеты запахи, звуки и вибрации красоты. Там ей, наверное, хорошо. Совсем рядом с орхидеями.
— Она говорит, это работа.
Человек кивнул. Огромная голова слегка наклонилась, и пятна теней обозначили пепельные глаза
— Тебе что-нибудь нужно?
Человек скользнул вниз по стене в прохладный сумрак и негромко ответил, зная, что его отец лишен зрения даже того, которым обладал он сам:
— Нет, Отец. Я ни в чем не нуждаюсь. Для еды у меня есть кексы и пиво. У меня есть мои тени и цвета. И еще запах проходящего времени. Больше мне ничего не нужно.
— Какой ты странный, сынок, — будто бы интригующим голосом произнес отец, хотя никакого секрета тут не было.
Человек негромко засмеялся от удовольствия.
— И правда — какой я странный, Отец.
Слегка щелкнув суставами, слепец неспешно поднялся.
— До скорого, сынок, — сказал он наконец.
— Свежей дороги, Отец, — попрощался Человек, пользуясь выражением жителей Топаза.
— Нежного покоя, — по традиции ответил отец.
И вышел, тщательно придавив запор и настроив его на новую комбинациюТакая осторожность не была излишней. И двадцать прошедших лет это показали. Двадцать лет, в течение которых их сын оставался жив, чтобы свободно блуждать в своем странном мире слепого зрения.
Поднявшись по лестнице в жилой ярус, слепец уселся, скрестив ноги, на низенькую скамейку и принялся извлекать негромкие трели из витой флейты.
Так он и играл без перерыва, пока указатель не засветился розовым и в дверной чаше не появилась Ордак.
— Уфф! — Женщина вышла из чаши и тут же утонула в губчатом гнездышке. — Ну и денек. Если не вдохну еще орхидею, мне конец. Добрый вечер, дорогой. Как он сегодня?
Слепец отложил флейту и потянулся к жене. Обнял ее, поворошил густые темные волосы. Потом что-то проворчал в ответ. Ордак поняла.
— Что же будет, Метларь? Скажи мне! — жалобно спросило она.
Слепец мягко отстранился и в глубоком раздумьи вздохнул.
— Хотел бы я, Ордак, сказать тебе, что все будет хорошо. Но как я могу? Ведь с каждым днем все хуже и хуже. Ты же сама знаешь, что наружу ему не выйти и что нам придется жить здесь. Его ни за что не пропустят наружу даже в космопорт, чтобы улететь. Мы здесь как в ловушке, любимая.
Поднявшись, женщина огладила свой рабочий комбинезон. Волосы ее были причесаны так, чтобы скрыть родинку на правой щеке. Все, разумеется, знали о ее уродстве. И все же лучше им было этого не видеть.
Ордак стояла, гадая, что же принесет им будущее, а ее слепой муж молча сидел рядом, когда это будущее само свалилось с неба. Именно так все и вышло! Плохо ли, хорошо ли — но так и вышло. Жизнь вновь восторжествовала над своими частицами. Ибо таков ее путь, ее истина.
Пока Ордак, безмолвная и озадаченная, стояла в гостиной двухъярусного домика, в силовом управлении межконтинентального коптера нарушился контакт (как результат неточной фокусировки холодного и незаметного управляющего луча) — и тяжеловесная машина рухнула вниз со своей рабочей высоты в восемь сотен метров. Врезавшись в землю в двухстах метрах от двухъярусного домика, она разом сокрушила все его надземные части. Сровняла все здание с землей и лишь по счастливой случайности не затронула машинный подвал, оставив его для поисковиков и аналитиков, что явились позже, чтобы оценить размер ущерба и извлечь оставшихся в живых.