Сергей Щепетов - Прайд Саблезуба
Это был, конечно, не настоящий лес – так, редколесье. Он набрал горсть желудей и попытался их есть, перетирая ядра зубами. Попробовал и выплюнул – вкус был противный, а голода он не чувствовал. Здесь встречались звериные тропы, несколько раз кто-то шарахался в кустах, но Семен не обращал внимания – собственная жизнь стала ему почти безразлична, а взять чужую он не мог – слишком слаб и безоружен.
Ближе к вечеру он обнаружил себя стоящим и рассматривающим неряшливую груду прошлогодних листьев и сухих веток, которые кто-то нагреб под корень упавшего дерева. Эта куча явно образовалась не сама – поэтому глаз за нее и зацепился. Семен подошел и стал ворошить ее посохом. Он не ошибся: под мусором лежал полусъеденный труп какого-то животного, вроде косули. «Угу, медведь запрятал мясо, чтобы как следует подтухло. Он свежатину не очень уважает. Впрочем, может, и не медведь, – Семен нагнулся и понюхал воздух. – Кажется, еще не упрело – почти не воняет. Интересно, а есть это можно? Кажется, предки рода человеческого питались именно падалью».
С его стороны это был чисто рассудочный поступок – организм требовал не еды, а покоя, неподвижности. Несвежее мясо вызывало чувство не голода, а отвращения – Семен понял, что проглотить ничего не сможет. Тогда он вырезал кусок мякоти, стараясь, чтобы на нем не было следов чужих зубов, и понес его в руке…
В сумерках он остановился у какого-то ручейка и решил, что здесь он дождется рассвета или умрет, но двигаться дальше не будет. Он напился воды и заставил себя проглотить несколько кусочков мяса. Вскоре его стошнило, но он не сдался и через некоторое время повторил попытку. Ее результатов он не дождался – отключился и пришел в себя лишь на рассвете. Причем разбудило его, похоже, именно чувство голода. Он доел мясо и пожалел, что взял так мало. Он пожалел об этом и стал думать, что ему делать дальше – он один в этом мире. «Где-то там, бесконечно далеко, поселок лоуринов – единственной родни. Но я сам ушел от них – разве с тех пор что-то изменилось? Побежденному незачем жить! Откуда это во мне? Я что, отмороженный средневековый рыцарь?! А вот, поди ж ты… Ладно, в конце концов, задачи и цели не изменились. Если Ветка жива, то она находится у этих уродов-пришельцев. Связаться с ними я не могу – мне их не найти, а моя персона их не интересует. Что делать? Создать еще одну „аномалию творческой активности“? Из чего? И среагируют ли они на это? Зацепка только одна – вот этот поселок, этот дурацкий храм или что там у них. Скорее всего, это один из пунктов влияния (или как его назвать?) – что-то здесь экспериментируют со злаками и, наверное, прививают туземцам вкус к земледельческим обрядам. А они, насколько я помню, весьма и весьма жестоки. Огромные птицы, скорее всего, символ связи с высшими силами – никаких-таких грифов или кондоров в здешней природе, кажется, не водится… При чем тут леопарды, я не могу представить, а вот заклание питекантропов – диких волосатых людей… Что-то в этом есть, что-то такое уже было в той – другой истории… Энкиду и Гильгамеш, Исав и Иаков – один, значит, дитя дикой природы, а другой вроде как культурный и оседлый. Правда, заклания в этих случаях не было, все обходилось более-менее мирно, но противопоставление на лицо – оседлость выигрывает. Кстати, Энкиду в шумерском эпосе приручается именно через женщину – может, это отголосок более древних обрядов? Отголосок… Не отголосок… Пожалуй, я знаю, куда мне идти – кроме них здесь у меня никого нет. И, кажется, скоро придумаю, почти уже придумал, чем займусь в этом мире в ближайшее время. Если дойду…»
И он дошел. Точнее, почти дошел – Эрек и Мери нашли его в нескольких километрах от их жилья. Сказать, что они были рады – не сказать ничего. Остаток пути Эрек нес Семена на руках – как ребенка. И он не возражал – идти сам он уже не мог.
Не возражал он и против того, чтобы глотать пищу, предварительно разжеванную волосатыми друзьями, – по крайней мере, в первые дни…
Осень – это не весна: и в лесу, и в поле еды много. Надо только знать, что есть. А питекантропы к тому же время от времени притаскивали кости с остатками мяса и куски туш, скажем так, не первой свежести. По-видимому, где-то поблизости водились крупные хищники, которые не возражали против изымания у них объедков. В общем, рацион был довольно разнообразный. Семен Николаевич Васильев ни за что бы не поверил, что «белый» человек может употреблять все это в пищу. А Семхон Длинная Лапа – употреблял. И ни разу не заработал даже расстройства желудка. Впрочем, как только он немного окреп, то перешел на самостоятельный выпас и оборудовал кострище в одной из ниш – так, чтобы дым не был виден издалека. Впрочем, он подозревал, что для воительниц в леопардовых шкурах местообитание питекантропов не является секретом.
А потом он принял решение – то, которое уже давно неосознанно болталось где-то на периферии разума. Он принял его и начал торопиться – зима не за горами.
Ему повезло с самого начала – удалось уговорить Эрека и Мери сходить на берег к лодке и принести оставленную там посуду и кожаный мешок с серой. Собственно говоря, заставлять их было не нужно, труднее объяснить, что от них требуется сделать. До самого их возвращения Семен не был уверен, что у него получилось. Но они принесли – именно то, что нужно.
Теперь Семен был занят целыми днями: тренировки с посохом, кормежка и… химия.
Это оказалось даже легче, чем изобрести и изготовить самогон. Но гораздо противнее.
Вещество, которым изобиловала «помойка» питекантропов, не было, конечно, чистой селитрой, но Семен кое-что помнил из курса неорганической химии.
Он, разумеется, увлекся, забыл об осторожности, и первая же проба чуть не оставила его без глаз и лишила бровей, половины бороды и усов. Тем не менее он засмеялся и погрозил кулаком ни в чем не повинному небу: «Ну, ребята, я вам устрою аномалию творческой активности!»
Глава 10. Атака
На сей раз Семен прошел по знакомому маршруту почти вдвое быстрее – задерживался только, если встречал уж очень обильную плантацию ягод или орехов. Груза у него было мало, и он был удобным – мешок весом килограммов пятнадцать. Без арбалета он чувствовал себя беспомощным и голым – животные словно понимали его безоружность и спокойно подпускали чуть ли не на бросок камня. Камни Семен в них не бросал. Зато двигаться без тяжелого неуклюжего агрегата было значительно легче. Старая шкура, которую питекантропы притащили с берега, почти вся ушла на изготовление рюкзака и обуви. Те клочья, которые приносили Эрек и Мери вместе с тухлятиной, Семен использовал для других целей. Осень была в разгаре, а может быть, и близилась к концу, так что по ночам было довольно холодно. Он, конечно, это предвидел, но самое большее, что смог сделать – сплести грубую циновку из высушенных и размочаленных стеблей крапивы. Спать под ней было, конечно, лучше, чем в одной наполовину лысой уже меховой рубахе, но до комфорта весьма и весьма далеко. Впрочем, Семен к нему и не стремился – спал не более четырех часов в сутки, а все остальное время старался двигаться.
