Нил Гейман - Американские боги. Король горной долины. Сыновья Ананси
Шакель удалил легкие. Левое легкое было проткнуто и наполовину опало. Он взвесил легкие, потом сердце, потом сфотографировал раны. От каждого легкого он отрезал по кусочку и положил в банку.
— Формальдегид, — шепотом подсказал мистер Ибис.
Шакель удалил у девушки печень, желудок, селезенку, поджелудочную железу, обе почки, матку и яичники; при этом он продолжал говорить в микрофон, комментируя все свои действия и наблюдения.
Он взвесил все органы и описал их состояние как нормальное и без повреждений. От каждого органа он отрезал по кусочку и все образцы поместил в баночки с формальдегидом.
От сердца, печени и одной почки он отрезал еще по кусочку. И пока работал, медленно, не торопясь пережевывал их.
Тени это почему-то показалось правильным: Шакель не глумился над трупом, а проявлял к нему уважение.
— Ну что, останетесь у нас погостить? — спросил Шакель, прожевывая кусочек сердца.
— Останусь, если вы не против, — сказал Тень.
— Конечно не против, — сказал мистер Ибис. — Мы только за. Пока вы здесь, вы под нашей защитой.
— Я надеюсь, вы не боитесь спать под одной крышей с мертвецами? — сказал Шакель.
Тень вспомнил о горьком и холодном поцелуе Лоры.
— Нет, — сказал он. — По крайней мере пока они не оживают.
Шакель повернулся и посмотрел на него темно-карими глазами, насмешливыми и холодными, как у дикой собаки.
— У нас не оживают, — только и сказал он.
— А по-моему, — проговорил Тень, — по-моему, мертвецы без особого труда возвращаются обратно.
— Едва ли, — встрял Ибис. — Даже зомби, знаете ли, делают из живых людей. Посыпал порошком, заговорил, и все дела: зомби готов. Они думают, что мертвы, а на самом деле живы. А вот чтобы действительно вернуть мертвеца к жизни, в его тело… Тут нужна сила. — Он замолчал, а потом добавил: — В былые времена, на старой родине, все было проще.
— Тогда можно было привязать ка[56] человека к его телу на пять тысяч лет, — сказал Шакель. — Привязать или отпустить. Давно это было.
Он взял удаленные органы и заботливо сложил их обратно в тело. Вернул на место кишки, закрыл грудину и стянул края кожи. Потом взял толстую иголку с ниткой и быстрыми, ловкими движениями, будто сшивал бейсбольный мяч, зашил труп: и мясо снова превратилось в девушку.
— Пивка бы, — сказал Шакель. Он стянул резиновые перчатки и бросил их в мусорное ведро, темно-коричневый халат кинул в корзину. Потом взял картонную коробку со склянками, в которых бултыхались маленькие красные, коричневые и багровые кусочки органов. — Вы идете?
Они поднялись по задней лестнице на кухню. Кухня была выдержана в коричнево-белых тонах, неброская и респектабельная обстановка образца 1920 года, решил Тень. У одной стены стоял огромный дребезжащий «Кельвинатор».[57] Шакель открыл дверцу «Кельвинатора», поставил в него склянки с кусочками селезенки, почек, печени и сердца и достал три коричневые бутылки. Ибис открыл стеклянную дверцу буфета и взял три высоких стакана. А потом жестом пригласил Тень сесть за стол.
Ибис налил пива и протянул один стакан Тени, другой — Шакелю. Пиво было замечательное, темное и горькое.
— Хорошее пиво, — сказал Тень.
— Мы сами варим, — сказал Ибис. — В былые времена пиво варили женщины. У них это получалось лучше, чем у нас. А теперь нас только трое. Я, он и она. — Он показал на маленькую бурую кошку, которая крепко спала в своей кошачьей корзинке в углу комнаты. — Вначале нас было больше. А потом Сет нас бросил и ушел странствовать, лет двести, кажется, тому назад. Точно, не меньше. Мы получили от него открытку из Сан-Франциско в тысяча девятьсот пятом — девятьсот шестом. С тех пор — ничего, тишина. А бедняга Гор… — он замолк со вздохом и покачал головой.
— Я его вижу время от времени, — сказал Шакель. — По дороге к клиентам. — Он отхлебнул пива.
— Я отработаю за свое проживание, — сказал Тень, — пока я тут. Скажите, что делать, я сделаю.
— Мы подыщем вам занятие, — согласился Шакель.
Маленькая бурая кошка открыла глаза, встала и потянулась. Она неслышно прошла через кухню и потерлась головой о ботинок Тени. Тень опустил руку и погладил ее по голове, почесал за ушами и у загривка. Она выгнулась от удовольствия, а потом, запрыгнув к нему на колени, встала передними лапами ему на грудь и дотянулась своим холодным носиком до его носа. После чего свернулась калачиком у него на коленях и заснула. Он погладил ее: такая мягкая шерсть, так тепло и приятно держать ее на коленях; кошка всем своим видом давала понять, что оказалась в самом безопасном месте на свете, и Тень это успокаивало.
От пива голова у него приятно гудела.
— Ваша комната на самом верху, рядом с ванной, — сказал Шакель. — Рабочий костюм висит в шкафу, там увидите. Наверное, вам сначала захочется помыться и побриться.
Как раз этого Тени и хотелось. Он принял душ, стоя в чугунной ванне, побрился — сильно нервничая с непривычки — опасной бритвой, которую одолжил ему Шакель. Бритва была с перламутровой ручкой, жутко острая. Тень подозревал, что обычно ею сбривали покойникам последнюю щетину. Он в жизни не пользовался опасной бритвой, но все-таки умудрился не порезаться. Смыв крем для бритья, он посмотрел на свое голое отражение в засиженном мухами зеркале. Весь в синяках: на груди и руках поверх заживающих синяков, которые поставил ему Бешеный Суини, расцветали свежие. Отражение смотрело на него с недоверием.
Вдруг — так, словно чья-то чужая воля перехватила контроль и принялась направлять его руку, он приставил опасную бритву лезвием к горлу.
Можно ведь прямо сейчас со всем покончить, подумал он. В два счета. А те два парня, что сидят внизу на кухне и пьют пиво, даже глазом не моргнут, просто подотрут лужу и все уладят. И нет тебе больше никаких неприятностей. И нет тебе больше никакой Лоры. Никаких загадок и сговоров. Никаких кошмаров. Мир, покой и тишина до скончания веков. Один аккуратный порез, от уха до уха. И все дела.
Он стоял, приставив бритву к горлу. Там, где лезвие касалось кожи, выступила крошечная капелька крови. Он даже не заметил, как порезался. Вот видишь, — сказал он, и ему показалось, будто он сам себе нашептывает это на ухо. — Совсем не больно. Лезвие такое острое, что ты ничего не почувствуешь. Умрешь и не заметишь.
Тут дверь приоткрылась, всего на несколько дюймов, и в ванную заглянула маленькая бурая кошка.
— Мурр? — полюбопытствовала она.
— Вот так так! — сказал он кошке. — А я-то думал, что запер дверь.
