Николай Романецкий - Сумасшедший в горах
Он подхватил один из тюков, взвалил его на плечо и понес к стоящему справа от оранжевого домика низкому серому сооружению. Вероятно, это и был склад. Я тоже взял тюк и потащил туда.
- К чему такая спешка? - спросил я, догнав метеоролога.
Он усмехнулся.
- Видите ли, - сказал он. - Через полчаса здесь будут семь кругов ада. И мне не хочется начинать завтрашний день с поисков груза. За ночь его так завалит снегом, что бульдозер потребуется, а его здесь, к сожалению, нет.
- С чего вы взяли?
Он скинул тюк на снег и показал рукой на одну из окружающих нас вершин. Действительно, из-за ее снежной шапки выглядывала небольшая тучка.
- Поверьте моему богатому опыту, - сказал метеоролог. - Вот первая предвестница непогоды, и, глядя на нее, я точно скажу, что нам с вами следует поторопиться.
За десять минут мы все перетащили на склад. Тюки были нетяжелые, но все же после ходьбы по снежной целине я несколько запыхался, метеоролог же дышал спокойно и размеренно, как и вначале.
Между тем погода действительно стала портиться, солнце затянуло каким-то маревом, и налетел холодный порывистый ветер.
- Все, - сказал Маккин. - Теперь быстро в дом, в тепло, к столу.
Я взял свой портфель, и мы двинулись к оранжевому домику. Осмотр окрестностей я решил отложить до более благоприятной погоды: вокруг уже начинала крутиться поземка.
Мы вошли в тамбур домика, Маккин плотно закрыл дверь, и мы очутились в темноте. Через мгновение щелкнул выключатель, и вспыхнул ласковый зеленоватый свет. Метеоролог королевским жестом распахнул внутреннюю дверь и сказал:
- Прошу в наши апартаменты!
Тут мы, наконец, в первый раз посмотрели друг другу в лицо. Глаза у него оказались большие и глубокие, интересные они оказались, в пору какой-нибудь молоденькой девушке. И показалось мне, что кроме приветливости и любопытства есть в его глазах еще что-то. А еще мне показалось, что эти глаза я уже где-то видел.
Глава третья. ЗНАКОМСТВО
На следующее утро я еле встал. Голова раскалывалась от боли. Я с испугом посмотрел на часы. К счастью, сеанс связи с метеоцентром я проспать еще не успел. Я подошел к зеркалу. Оттуда на меня взглянула мрачная опухшая физиономия с мутными глазами и всклокоченными волосами.
"Хорошенькое начало работы! - подумал я. - Как это я вчера еще в пропасти не оказался?"
Я попытался вспомнить, что же мы делали вчера вечером, но все происшедшее после того, как мы сели за стол, провалилось в моем сознании в какую-то бездонную черную яму.
Пришлось принять две таблетки антивинина. Через несколько минут память возвратилась, но голова болеть почему-то не перестала. Это меня несколько удивило: обычно антивинин снимает все последствия излишнего перебора.
...Помнится, Маккин сразу же показал мне весь свой дворец. Моя комната находилась в левой стороне домика, она была связана дверью с радиорубкой. В правой стороне домика находилась комната метеоролога. Обе комнаты выходили в большой холл, который Маккин называл каминной: это было что-то вроде кают-компании или комнаты для отдыха. В ней, кроме дверей в комнаты персонала и выходной двери в тамбур, было еще три двери. Одна вела в санузел, вторая на кухню, а третья, когда я толкнул ее, оказалась закрытой. Маккин объяснил мне, что она ведет в кладовку, но сейчас заставлена с другой стороны ящиками и поэтому не открывается.
- А как же вы ходите в кладовую? - спросил я его.
- Туда ведет еще одна дверь, - объяснил он. - Она находится в моей комнате. Завтра мы освободим и эту. С той стороны стоит очень тяжелый ящик.
После этой рекогносцировки позиций я направился к себе. Переодеться и разложить тот минимум личных вещей, которые я взял с собой, было делом нескольких минут. После этого я зашел в радиорубку.
Вся аппаратура там была совершенно новенькая, с иголочки, последней марки, насколько, конечно, я могу помнить каталоги. Меня удивило только то, что в принципе она могла работать и без радиста. Во всяком случае, я бы не держал здесь сразу двоих, достаточно было бы обучить любого метеоролога уходу за автоматикой.
Ознакомившись со своим рабочим местом, я пошел принять душ. Дверь на кухню была распахнута, Маккин копался там у кухонного комбайна, распространявшего весьма привлекательные запахи. У меня вдруг засосало под ложечкой, я проглотил слюну и заторопился в ванную. Минут через двадцать я был, наконец, готов к ужину.
Когда я вышел к столу, магнитофон в каминной оглушительно орал что-то из "Новых ритмов" Стивенса. В паузах между дробями ударных и буханьем бас-гитары было слышно, как тоскливо воет снаружи ветер. Три стены в каминной были заставлены стеллажами. На стеллажах стояли тома справочников, лежали кипы таблиц и графиков, пачки каких-то заполненных и незаполненных бланков, обширные бумажные рулоны с диаграммами и без них, на одной из полок стоял метеоглобус нового, незнакомого мне типа. Четвертую стену занимала стереорама. Шел какой-то боевик; кто-то в кого-то палил из ручного бластера, какой-то внушительный жизнерадостный детина, схватив за ноги мрачную бородатую личность, определенно пытался разбить ею витрину супермаркета. Судя по всему, с развлечениями здесь было немногим хуже, чем в Столице. Под стереорамой, в незамеченном мною ранее камине весело трещали дрова. Интересно, откуда Маккин брал их здесь. По-видимому, их привозили на вертолете... для таких вот торжественных случаев...
Посреди каминной у стола хлопотал сам Маккин. На столе имели место банки с саморазогревающимися консервами, блюдо с сандвичами, блюдо с неизвестным мне салатом, весьма, впрочем, аппетитного вида, бутылка виски, бутылка рому, дюжина банок пива. Весь этот натюрморт украшала большая ваза с фруктами.
Заметив мое легкое недоумение, Маккин рассмеялся.
- Не удивляйтесь, - сказал он. - Сегодня праздник. Сегодня нас снова двое.
- Вас это радует? - спросил я.
- Конечно! Вы даже представить себе не можете, как тоскливо здесь одному. Ночью, особенно когда на улице метель, кажется, что нет никого на всем белом свете, кроме тебя... Поэтому у меня редко замолкает магнитофон. - Он вздохнул. - Однако теперь все это позади. - Он снова засмеялся, и глаза его заискрились.
В этой радости и в этой улыбке, мне показалось, промелькнуло что-то фальшивое, как будто он на мгновение снял и снова надел маску.
"Стоп, парень! - сказал я себе. - А как же презумпция невиновности?" Я всегда удивлялся, как легко в подозреваемом, в его поведении и внешности обнаруживаются преступные черты. Не будем вешать собак на честных людей... И тем не менее, за бутылкой человек иногда говорит такое, что трезвый он никогда в жизни не скажет. Поэтому я с энтузиазмом потер руки и вожделенно посмотрел в сторону всего этого кулинарного великолепия.
