Роберт Шекли - Журнал «Если» 1992 № 04
— Понятно, — мягко ответил чиновник. — Я тут уже двадцать лет, а все никак не могу на нее насмотреться.
Стив и Адель взглянули друг на друга. Взявшись за руки, они вошли в хибару. В клубах лос‑анжелесского смога садилось солнце. Трудно представить себе более счастливый конец для второй половины двадцать первого столетия.
Перевел с английского Сергей КОНОПЛЕВ
Маргарита Астафьева-Длугач, доктор архитектуры. Михаил Щербаченко, главный редакторжурнала «Колизей». ПОЖАЛУЙТЕ В УТОПИЮ
Пародийный рассказ Роберта Шекли (причем пародируется не только содержание, но и стиль подобного рода произведений) вполне отвечает духу американской фантастики, со страхом наблюдающей за тем, во что превращаются современные мегаполисы. Отечественные же авторы придерживались, как правило, прямо противоположных взглядов, с упоением живописуя всевозможные варианты «голубых городов». Место, которого нет — так переводится с греческого слово «утопия». Отсутствующее это место, случалось, стремилось присутствовать. И уж, во всяком случае, желало влиять на то, что существует как фрагмент материального мира. Города будущего рисовали многие, но только у нас их попытались, как было принято говорить, «воплотить в жизнь». Правда, сквозь новый облик проглядывало что‑то очень и очень знакомое…
А ЗАДУМЫВАЛИСЬ ЛИ певцы и исполнители плана монументальной пропаганды над тем, чья, собственно, идея лежала в основе? Одним из отцов‑основателей явился, как ни странно, Томмазо Кампанелла, покрывший росписью стены зданий в своем Городе Солнца. Есть и иные признаки, роднящие отечественный модус вивенди с образом жизни солнцегородцев. У них коммуной управляла каста жрецов — а у нас разве нет? Их аллергия на частную собственность вам что‑нибудь напоминает? А тот достойный подражания факт, что общественный медик прописывает всем единый сорт пищи? А принудительный труд горожан на сельхозугодьях?
Впрочем, есть и невыгодные для нас различия. К примеру, современные советские калеки побираются при всем честном народе, а эстет Томмазо этапировал немилых глазу особей в спецпоселения. И с дамами у них лучше вышло — в Городе Солнца нет ни одной некрасивой. Потому что сексуальных партнеров подбирали строго по науке, время зачатия назначали астролог и врач, а строгое воспитание и физический труд совершенствовали породу до немыслимого предела.
НО ЕСТЬ ЗАКОНОМЕРНОСТЬ, известная, пожалуй, лишь историкам архитектуры: градостроительные концепции автора (или эпохи) напрямую связаны с его (ее) политическими воззрениями. Так, например, архитектурные взгляды Платона, Леонардо да Винчи, Томаса Мора, Антонио Франческо Дони, Томмазо Кампанелы, Вераса Дени, Клода Никола Леду были продолжением философско‑политических концепций, реализованных в их утопических поселениях. Разными были города — с «чистыми» и «нечистыми», с рабами и без рабов, где‑то дети играли драгоценными камнями, а из золота делали кандалы и ночные горшки, где‑то работали по четыре часа, а где‑то по восемь, где‑то расплачивались деньгами, а где‑то нет, где‑то женщины и дети поступали в общее пользование, а где‑то в индивидуальное…
Застыли во времени капли представлений о городах светлого будущего, выражающие либо поступательное движение мысли, либо — что реже — обратное. Пример хода назад — концепция крупного ученого‑аграрника Александра Чаянова, изложенная в романе «Путешествие моего брата Алексея в страну крестьянской утопии» (1920 г.) Москва не столь далекого будущего видится автору исключительно городом для деловых контактов, просветительства и культурного отдыха, городом контор, гостиниц, театров, музеев, стадионов. Городом, где восстановлены и сберегаются памятники архитектуры минувшего. А жилье — утопающие в зелени домики, похожие на те, в каких жили москвичи в XVIII веке. Мысль понятна: назад, в идиллическое прошлое. Кстати, по ходу романа в стране возникает крестьянское правительство, которое издает декрет об уничтожении крупных городов.
В ЭТОМ, КАЖЕТСЯ, СУТЬ проблемы. Модели всех или почти всех идеальных поселений так или иначе регламентируют поведение человека, задают жесткие параметры — иерархические, социальные, градостроительные, предписывают определенные отношения между человеком и государством, между людьми, отношения с материальным миром. Авторы смело берут себе роль Демиурга. Не меньше. И кому, как не нам с вами, читатель, знакома бескомпромиссная борьба не то за реализацию утопий, не то за утопизацию реалий.
Одним из воплощений такой утопии стал дом архитектора Ивана Жолтовского на Моховой улице в Москве. По сути дела, в центр русской столицы был перенесен фасад лоджии Капитанио. Энтузиазму масс не было предела. Проходившие мимо колонны первомайской демонстрации награждали постройку овациями.
Другой тип идеала — соцгород. В этом духе строили Запорожье. И, кстати, там были реализованы неплохие идеи. Очень удался авторам 6‑й поселок — самодостаточный организм, удачно решенный в градостроительном отношении, с обилием зелени, выразительными полукруглыми домами. Словом, красивое пространство, которое смотрится и по сей день.
Но это, как говорится, «случай скорее единственный, нежели редкий». Осколки идеального города — те же палаццо или дома‑коммуны — становились коммуналками или общагами. Вырваться из жилищной нищеты не удавалось никак.
60‑е годы — строительный рывок.
И тема идеального города зазвучала с новой силой, породив настоящий бум. Новая строительная технология открыла доселе неведомые возможности, и утопии не заставили себя ждать. Концепции основывались на экологических принципах, поддерживаемых техническими достижениями. Направление мысли задавали известные проекты, вроде городов‑мостов, городов‑кратеров, городов‑пирамид американского архитектора Ионы Фридмана. Земле надо дать вздохнуть, поэтому сам город поднимается вверх над старыми поселениями, полями и реками. Воодушевленные оттепелью и своим приобщением к мировой архитектурной мысли советские архитекторы создавали гигантские структуры, на жесткий остов которых надевали скользящие кабины‑квартиры; вовсю разрабатывали новые принципы расселения…
Но из каких бы политических убеждений ни вырастала идея счастливого города, как бы она ни интерпретировалась, у нас в стране над ней неизменно маячил вывешенный в Москве в 1928 году лозунг: «Железной рукой загоним человечество к счастью!».
Однако, по горькой иронии истории, утопия наших городов, в которых мы пребываем сейчас, оказалась гораздо ближе к урбанистическому кошмару Роберта Шекли, нежели американские мегаполисы, будущее которых он стремился нарисовать.
