Дмитрий Федорцев - Последнее задание
Короче, каждый из обитателей этого плавучего отеля проводил время в соответствии со своими природными наклонностями. Экипаж и обслуживающий персонал исправно работали.
Погода, как, впрочем, в течение всего плавания, стояла великолепная. Обычно штормовой Атлантический океан казался на удивление кротким и ласковым. Нежно-бирюзовое небо, совсем по-весеннему припекавшее солнце все как нельзя более поднимало настроение и располагало к приятному общению.
Мы с Мэри, встретившись, как договорились, сразу после завтрака, рассеянно бродили по палубам, разглядывая окружавшую нас пеструю многоязыкую толпу и оживленно болтая о разном - от всяких пустяков до основных вопросов философии. Это сочетание в Мэри детской наивности с поразительной живостью ума, искрометного веселья с мимолетными приливами грусти, умиляло и восхищало меня до глубины души. Общаться с ней было просто и легко.
Я взахлеб вещал ей что-то о дальних странах, не забывая делать поправки на ее время. С воображением у меня, по счастью, все в порядке, а сегодня я был явно "в ударе", импровизируя самые невероятные истории, смешные и страшные... Она рассказывала о себе, и когда склянки пробили к обеду, я знал о ее немудрящей жизни почти все.
Родилась Мэри, действительно, немногим более двадцати лет назад - в мае 1891-го, в Портсмуте, в семье офицера военно-медицинской службы доблестной армии Ее Величества королевы Виктории. Отец Мэри, Чарлз Кроуфорд не был заурядным солдафоном. В свободное от службы время он всецело отдавался своему хобби - он был заядлым антикваром и библиофилом, и даже владел небольшой лавкой соответствующего содержания. В этой-то лавчонке, среди тяжелых кип старинных фолиантов и всяких диковинок, собранных из всех уголков империи "где никогда не заходит солнце", и прошло детство Мэри, навек привив ей любовь к книгам, разбудив фантазию и жадное стремление познавать этот огромный и удивительный мир вокруг. Мэри была поздним, единственным ребенком в семье, и игр со сверстниками она почти не знала.
После смерти матери в отсутствие отца за дочерью и хозяйством приглядывала бабушка и, пока офицерское жалованье это позволяло, прислуга.
Потом, разразившаяся англо-бурская война забросила отца в Южную Африку. Начало войны сложилось для Британии неудачно. Бурам сочувствовал и помогал, чем мог, практически весь тогдашний цивилизованный мир, снабжая всем необходимым, включая новейшее оружие, вроде пулеметов "Максим" и тяжелых Крупповских пушек. И вскоре капитан Кроуфорд очутился в числе 12-ти тысяч англичан в осажденном городе Ледисмите. В один из последних дней предпоследнего года XIX-го века, очередной фугас, выпущенный из бурского "Длинного Тома", разорвался в пяти шагах от капитана... Месиво крови, костей и осколков, раздробленная правая нога и сильнейшая контузия.
Оперировал его единственныйй гарнизонный хирург Давид Брюс впоследствии знаменитый врач, прославившийся борьбой с мухой цеце и сонной болезнью. Отец чудом выжил, однако ногу спасти не удалось, и после снятия осады 27 февраля 1900 года, он, естественно, выйдя в отставку, вернулся в Англию. Как инвалиду войны, ему определили приличную пенсию, и вернувшись на родину, он первым делом устроил подросшую дочь в один из лучших частных пансионов для благородных девиц в предместье Лондона Рединге, где она и воспитывалась до 18-ти лет.
От жизни в пансионе у Мэри остались не самые приятные воспоминания. Ханжеская пуританская мораль, сплетни и жесткая дисциплина - против всего этого, исподволь, бунтовали ее живой ум и страстная, увлекающаяся натура. Радовало лишь то, что здесь у нее появились первые подруги и друзья, хотя, начет последних надзор был весьма строг.
Приезды же в отчий дом, на побывку, радовали ее все меньше - отец, как и многие стареющие мужчины во все времена, считая жизнь конченой, и начисто позабыв о прежних своих увлечениях, все чаще искал утешения на дне бутылки.
"Кому нужен старый старый больной калека, к тому же контуженный?" примерно так он говорил всякий раз, когда дочь, застав его в обществе склянки виски, со свойственной ей горячностью пыталась провести с ним душеспасительную беседу.
А здоровье его, и впрямь, таяло на глазах, стремительно ведя к фатальному исходу, и в одну из душных июльских ночей 1909 года, под монотонную песню сверчка, бывший бравый капитан Чарлз Кроуфорд ушел из жизни Мэри навсегда. Ему не было еще и пятидесяти... Через год, переживя сына, скончалась и бабушка.
Оставшись совсем одна, Мэри какое-то время перебивалась более чем скромными доходами от отцовской лавки, упорно отвергая настойчивых ухажеров всего квартала - молодых, и не очень, холостых, и женатых. Вообще, после смерти родных, ее лавка стала весьма популярной в округе, вот только увы, не в сфере бизнеса...
Мэри совсем было растерялась, но тут, громом среди ясного неба свалилось письмо из Америки от младшей сестры отца, которую она видела всего раз в жизни, будучи совсем ребенком, и после почти забыла о ее существовании. Тетка писала, что хотя о кончине брата и бедственном положении "дорогой племянницы" узнала с опозданием, она будет рада приютить "бедную сиротку" у себя. Еще из письма следовало, что тетка живет в Филадельфии, и материально отнюдь не бедствует, содержа некий, чуть-ли не самый популярный в городе, и весьма доходный "дом".
Сии формулировки не вызвали у Мэри, по ее наивности, ни тени подозрений, для меня же род занятий ее родной тетушки стал предельно ясным. Все имущество племянницы, включая домик и лавку, тетка посоветовала, особо не торгуясь, обратить в деньги, а проще говоря, продать. Не имея в Англии ни родичей, ни настоящих друзей, Мэри так и поступила, бросив все за смехотворную сумму в 200 фунтов. Впрочем, ей действительно было не до аукционов. И вот она здесь...
Мы почти неразлучно провели весь долгий апрельский день, и когда солнце склонилось к закату, нам уже казалось, что мы знакомы целую вечность. Вечерняя заря застала нас одиноко стоящими рука об руку возле шлюпбалок на верхней прогулочной палубе, и рассеяно взиравшими с высоты 23-х метров на океанскую зыбь.
... - Да, пока не забыла! - вставила вдруг Мэри, подняв глаза к небу, где в густеющей синеве вспыхивали первые звезды, - Ты, помнится, сказал, что у нашего солнца десять планет. Но ведь их восемь, я точно помню. Последняя - Нептун?
- Последние две еще не открыты. - улыбнулся я, наблюдая за ее реакцией, - Через 18 лет, в 1930-м году, некий молодой американец откроет девятую планету. Ее назовут Плутоном. Спустя еще некоторое время выяснят, что там не одна, а целых две планеты, обращающиеся вокруг общего центра масс. Вторую назовут Хароном.
- Вот опять! - негромко воскликнула Мэри, вонзив в меня растерянный взгляд, - Я опять не пойму, шутишь ты, или серьезно...
