Дмитрий Агалаков - Ангел в петле
Обзор книги Дмитрий Агалаков - Ангел в петле
Дмитрий Агалаков
Ангел в петле
Агалаковой Е.Г. посвящаю
Солнце над равниной Гизе палило нещадно. Сонно хлопали глазами оседланные верблюды. Молодая женщина в белой шляпе, прикрывая глаза ладошкой, смотрела вверх и улыбалась. Туда же смотрели и арабы-проводники. А он старательно карабкался наверх. В джинсах и майке, в кроссовках и перчатках, чтобы не разодрать руки, обезьяной взбирался по каменным глыбам. Можно хоть раз в жизни не пожалеть коленок и локтей? Стоило того! Он должен был забраться на вершину — и он заберется на нее! А глыб наверху становилось все меньше, и все больше наплывало небо. Темный конус становился ближе. И вот уже его руки цеплялись за последние камни вершины…
Голова закружилась — его повело в сторону. Он покачнулся, но удержался, устоял. Теперь он жадно смотрел вокруг — полземли открылось перед ним. Справа ослепительно сверкала на солнце далекая лента Нила, уходящая к Дельте, и пески охватывали все пространство, уставшими волнами подходя к пирамиде Хуфу.
Он снял бейсболку, утер вспотевшее лицо, снова надел ее. Внизу, в седле двугорбого верблюда, белым пятнышком выделялась Рита. Он помахал ей рукой — и она, кажется, ответила ему. Может быть, он не был богом или царем. Но его богатства и власти хватало для того, чтобы стать счастливым. На первых порах. Ведь он только начинал свой путь. Самое главное было впереди! Он твердо знал это. Верил. Главное, рядом была его королева. И где-то далеко отсюда, от равнины Гизе, жила в российских хоромах, хоть и пленницей, его ослепительная Жар-птица…
Глава первая. Волшебник
1
В тот зимний вечер Дмитрий Павлович Савинов сидел за письменным столом при свете настольной лампы и размышлял над заголовком статьи, без которого последняя выглядела беззащитной и серой.
Чай был выпит, сигарета докурена.
Хозяин дома лениво откинулся на спинку стула… Над его столом висел календарь с репродукцией. На картине открывалось поле, сплошь покрытое подсолнухами, над которыми парил ангел. По-своему — чудесное полотно. Оставалось закончить статью о гениальном художнике, не так давно сунувшем голову в петлю, и ждать гонорара.
За окном подвывала метель, но в доме Дмитрия Павловича было тепло и уютно. Только вот одна печаль — не было выпивки. А за углом до полуночи работало дешевое кафе, где подавали спиртное на любой вкус и горячую закуску.
Набросив в коридоре пальто и натянув теплую шапку, Дмитрий Павлович замер. Отчего с самого утра ему казалось, что этот день станет особенным в его жизни? Что за тайное предчувствие? Еще один самообман? Тем более, что и день-то шел к концу — остались одни крохи…
Дмитрий Павлович щелкнул замком и открыл дверь. Он вышел на улицу, плотнее запахнул пальто и уже через пару минут входил в питейное заведение. Знакомые лица, век бы которых не видеть… Кроме одного — милой девушки Полины, которая здесь была и за барменшу, и за официантку.
Кафе было небольшим, и она справлялась.
Иногда ему казалось, что он приходит сюда ради нее. Посмотришь на симпатичную Полю, на ее ладную, крепкую фигурку, на улыбку, которую она запросто раздаривала всем, ровные белые зубы, и жизнь кажется не такой уж плохой.
Дмитрий Павлович прошел к барной стойке.
— Что будете? — спросила девушка.
Она хорошо знала его в лицо.
— Двести граммов портвейна, — он полез в карман за деньгами.
— Бутерброд? — спросила Полина и улыбнулась. — С сыром?
И его королевское меню она хорошо знала!
— Именно так, Полечка, — с улыбкой кивнул он.
…Дмитрий Павлович глотал портвейн, то и дело поглядывая на Полину. Вот она сдувает светлую прядь с лица, ловко наполняет стаканы. Собирает посуду. И тогда между столиков мелькают ее крепкие ягодицы, обтянутые джинсами; материал вытерт на бедрах, на икрах девушки. А засаленный белый фартук, стянутый на талии, лучше любого платья от Кардена!
В стакане Дмитрия Павловича оставалось несколько глотков вина, когда напротив дверей забегаловки, выжигая фарами снег, остановился темный автомобиль. Дмитрий Павлович не мог поверить своим глазам: даже отсюда было видно, что там, среди февральской метели, остановилась дорогая иномарка. Фары погасли, открылась дверца; из салона выбрался мужчина в длинном черном пальто и, подняв воротник, поспешил к теплу.
Дверь открылась, питейная замерла…
Таких гостей забегаловка отродясь не видывала. Иноземный принц, не иначе! Все, что успел рассмотреть Савинов, это булавку на воротнике его рубашки. Нечаянно сверкнув, она ослепила большую часть посетителей; отблеск алмазного света заиграл даже в мутных стаканах с выпивкой. Люди оживленно кивали в сторону незнакомца, подталкивая заболтавшихся соседей локтями, те торопливо оборачивались. «Гляди-ка! — неслось по столикам. — Занесло!..»
По-хозяйски оглядевшись, гость подошел к барной стойке и устроился на табурете рядом с Дмитрием Павловичем. Последний поднял глаза и тут же встретился с ироничным взглядом незнакомца и такой же улыбкой. Незнакомец был худощав и в меру смугл, его прямые черные волосы были прилежно зачесаны назад. Полина, приоткрыв рот, смотрела на него точно так, как смотрела бы на распустившего хвост павлина, случайно завернувшего в их забегаловку.
Завсегдатаи кафе умолкли, все смотрели на гостя.
— «Дом Периньон», красавица, — с насмешливой улыбкой обводя взглядом зал и косившихся на него людей, сказал незнакомец.
— Что? — озадаченно переспросила Полина.
— Год безразличен.
«Сволочь, — делая глоток портвейна, подумал про себя Дмитрий Павлович. — Пора убираться домой». Но в простецком «что» девушки так открыто прозвучал холодок к новому посетителю, вызванный его пренебрежительным тоном, что Савинов решил остаться. Представление только начиналось…
На мизинцах заезжего господина Дмитрий Павлович разглядел по дорогому перстню. На каждом запястье — по золотому браслету. Но это были не просто куски золота — в этих браслетах, в их гравировке, запечатлелась виртуозная игра ювелира с драгоценным металлом. От них трудно было отвести взгляд!
Хорошо понимая, что над ней потешаются, Полина ничего не говорила, но и не двигалась с места.
— Простите, — неожиданно обратился гость к своему соседу, которым и был Дмитрий Павлович, — что вы пьете?
Савинов уже ненавидел нового посетителя забегаловки, как-то сразу прицепив к нему насмешливое «Принц». Особенно раздражали его наглющие глаза — навыкате. Впрочем, узкий орлиный нос, выступающие скулы и тонкий рот тоже были неприятны Дмитрию Павловичу.
— Я пью портвейн, — глухо отозвался он.
— И какой же?
— Самый обыкновенный. — Он покосился на Полину, которая не сводила глаз с незнакомца. — Проще не придумаешь.
— Девушка, — незнакомец взмахнул рукой. — Пожалуйста, мне такой же напиток, что пьет этот господин, — и он вежливо поклонился Савинову.
— Сколько? — спросила Полина.
Незнакомец вытянул губы в трубочку:
— Ну, скажем, граммов этак сто. Нет, двести. Да-да, двести. И ни каплей меньше!
Девушка около минуты цедила портвейн для нового посетителя, верно, решив ответить издевкой на издевку.
— Закусить? — когда стакан стоял перед носом гостя, спросила она.
— Бутерброд, — покосившись на скромную закуску соседа, опять же Дмитрия Павловича, учтиво проговорил незнакомец. — Бутерброд с сыром, — и почти в упор посмотрел на Савинова. — Не правда ли, — неожиданно обратился он к нему, точно беседа их, едва прервавшись, продолжалась, — каждый человек в начале жизни похож на античного героя, которого ожидают впереди великие подвиги? Если, конечно, человек не законченный кретин. И едва он достигает юношеского возраста, ему хочется сесть на «Арго» и отплыть за своим руном — за великой удачей и не менее великой любовью?
— О чем вы? — поморщился Савинов.
— Правда, мы знаем, что судьба к героям беспощадна. И в конце их ждет разочарование. Часто — жестокая гибель. Но если бы судьба и силы природы смилостивились над тем же Ясоном и разрешили бы ему прожить жизнь заново, согласился бы он на подобный эксперимент? И каковой была бы его новая жизнь?.. Надеюсь, мой вопрос не шокирует вас?
— Нет, но…
Его нечаянный собеседник огляделся:
— Тут такое занятное общество. Больше половины, я думаю, сочли бы мой вопрос за оскорбление, — нарочито серьезно нахмурив брови, он отрицательно покачал головой. — Но не вы, не вы… Так вот, я повторяю: вся жизнь Ясона, коль мы заговорили о нем, сплошной кошмар. Амбиции, гордыня, незаурядные возможности, справедливые порывы, любовь, страсть, подвиги, а в конечном итоге — бомж, погибающий под развалинами корабля, который, кстати, когда-то олицетворял его мятущуюся душу и честолюбивые планы. Потому я и спрашиваю: как, по вашему мнению, согласился бы Ясон, выдайся ему такая возможность, прожить свою жизнь заново? — Незнакомец отхлебнул портвейна, поежился. — Потрясающий яд! Я бы назвал его «Букет Цезаря Борджиа». — И точно в знак подтверждения своих слов, многозначительно кивнул. — Но — продолжаю. И не просто прожить: повторить, как под копирку, — но шагать, зная все будущие препятствия, могущие встретиться на пути. Зная, что за паскуда его дядюшка Пелий и что за стерва — будущая жена Медея. Представьте: с Ясоном остались все его ошибки, промахи, поражения и, конечно, победы! И теперь он заново выброшен в мир. Сколько преимуществ, не находите? — Он выдержал паузу. — Разрешите, я вас угощу?
