Дмитрий Тарабанов - Застрять в лифте
Перегнувшись, я постучал в люк. Тихо. Еще настойчивей я постучал в соседний.
– Как здесь открывается? – донесся из-за стальной перегородки голос. Женский. Без придыхания красотки, инфантильной игривости нимфетки, и уж точно без зрелой уверенности ма…
Ольга Матвеевна.
– Секундочку, – выдавил я и дрожащей рукой открыл хитроумный замок.
Квадратный с закругленными углами люк распахнулся, и в проеме показалось лицо мисс Марпл. Она хотела изречь что-то остроумное, но, заглянув в темный проем шахты, над которым я балансировал, тут же замахала руками:
– Заскакивайте быстрее!
Я перешагнул через порог, протиснулся мимо кресла и присел у противоположной стены. Посмотрел в лицо Ольги Матвеевны и сокрушенно вздохнул:
– Значит, вы остались…
– Конечно! А вы думали, что я так просто откажусь от своей мечты? – она усмехнулась. – При ближайшем рассмотрении выяснилось, что наши с вами мечты отнюдь не входят в конфликт. Вы обрезаете ленту – и я уношусь в космос вместе с вами, на верхнем отрезке ленты. Правда, выход?
– На борту космического лифта только один скафандр, – ответил я.
Ее лицо менялось на глазах.
– Вы хотите сказать, что… спастись сможет только один?
– Здесь только один скафандр, – повторил я. – Ремонтный скафандр для выхода в космос, он не предназначен для эвакуации пассажиров. Никто ведь не думал, что не сработают капсульные механизмы, – я посмотрел на основание канареечно-желтого кресла и ужаснулся. Его словно снарядом из гаубицы разворотило.
– Переборщила, – поймав мой взгляд, грустно заметила Ольга Матвеевна. – Может быть, удастся починить?
Я покачал головой. Можно заштопать простреленный парашют костяной иголкой и шнурками от ботинок с закрытыми глазами и за минуту до высадки. Только раскроется ли потом такой парашют?
– Что же тогда делать?
– Выпейте, – вздохнул я и достал из кармана пилюлю. – Уменьшает эффект снотворного газа.
Она выпила. А я поднялся на ноги.
– Что вы собираетесь делать? – снова спросила она.
– Выброшу бомбу за борт. Там альтернативный часовой механизм, рано или поздно он детонирует взрывчатку.
– А где она?
– В грузовом отсеке, – ответил я, словно бомбам и полагается лежать в грузовых отсеках. В конце концов, не с собой же их таскать.
– Ради бога, простите! Я не знала, что… Если бы я знала… – кричала вдогонку Ольга Матвеевна, но я уже спускался вниз по скобам.
Внизу было холодно. Отопительные элементы начинали остывать, и по полу катились волны морозного воздуха. Холод только усиливал сходство лифта космического и обычного, ползущего вверх-вниз по темной промозглой шахте.
Я проник в кольцевой отсек с низким, меньше метра в высоту, потолком. Пол разделялся на сегменты, и в каждом находилась опломбированная камера хранения. Даты на бирках значились старые – чуть ли не со времен первого техосмотра. Неудивительно, что этот лифт вообще застрял…
Нужная мне камера находилась у "опорной" стенки, смежной с шасси трамвайчика. То есть максимально близко к нижней гусенице. Поражение от взрыва в этой точке – наиболее эффективное. Я сорвал пломбу и достал купленный Андреем чемодан, модный, тартановой ткани. Выкрутив комбинацию и раскидав щеколды, открыл.
"БУМ!"
Слово было написано на белом конверте, лежащем поверх свертков одежды и средств гигиены. Должно быть, ребята написали, чтобы подбодрить. Я отбросил конверт и стал осторожно выкладывать вещи. Джинсы, рубашки…
Пузатенького полиэтиленового брикета с двумя воткнутыми в него электродами не было. Я снова все перерыл, пошарил на дне камеры, прощупал чемодан на наличие двойного дна, но бомбы не нашел. Ее не было, словно тюбика зубной пасты, который в последнюю секунду забыли положить, потому что чистили перед отъездом зубы.
Но это невозможно. Все сто раз проверялось. Никто не мог совершить такую глупую оплошность! Или бомба "ушла" на таможне, что маловероятно, или…
Я развернул конверт. Прочитал. Сжал в руках.
– Коль… Андрей… Спасибо! – только и смог сказать я. Катастрофа отменялась.
– "Дорогой Лифторез! – читала вслух Ольга Матвеевна, всякий раз спотыкаясь об угловатости коллективного почерка и откровенно неграмотно написанные слова. Уроки русского языка у адресантов явно проходили на чужих балконах. – Пишем, как есть: мы решили не подталкивать тебя к еще большему преступлению и в последний момент выложили из твоей сумки полкило вкуснейшего шербета. Сами съедим. А тебе советуем ничего больше не взрывать! (Мы тебя знаем: за неимением бомбы, ты ее даже из стирального порошка сделаешь… (Ну вот зачем ты написал, Коль, теперь точно сделает!) Передавай привет своей Моне… Своей Бони… Или как там ее? В общем, счастья вам!" Постскриптум: "И наплюй за нас в морду тому усатому!" Подписано: "Коля и Андрей, друзья по 20-му этажу, жизни etc."
Прочитав, Ольга Матвеевна отложила письмо и посмотрела на меня так, словно это я поковырялся в основании ее кресла:
– Хотите сказать, что на борту нет бомбы? – В голосе – искреннее возмущение. – А зачем тогда вы проделали этот путь? Зачем застопорили лифт? Зачем "попросили" пассажиров? И кто вообще такая эта Мона… или Бони?..
Я уже был готов пуститься в очередные пространные объяснения, приперченные молотыми, не первой свежести афоризмами. Но в этот самый момент экран с изображенной на нем схемой ожил. Призывно замигал индикатор верхнего шлюза: в носовой отсек закачивался воздух. Через минуту послышались урчание насосов и звон металлических подошв по металлическим же скобам. Я улыбнулся этому мельканию и этим звукам. И переспросил напоследок:
– Разве вы не поняли, о ком речь?..
О Павле.
Чтобы встретиться с ней, я спровоцировал первую в истории аварию космического лифта. Чтобы встретиться со мной, она преодолела годы, таможенные декларации, предстартовые испытания и полторы тысячи километров укрощенной бездны – на ремонтной "тележке", не гарантирующей ровным счетом никакой безопасности. Той самой безопасности, которая несовместима с романтикой и потому автоматически исключается из истории.
Первые десять минут я мог только любоваться Павлой. Потом, когда скафандр чуть-чуть нагрелся и к нему уже можно было прикасаться, я обнял Павлу, крепко-крепко.
– Но почему именно здесь? Почему вы не встретились в другом месте? – не унималась любопытная Ольга Матвеевна. – Из пушки по комарам, только и всего?
Там, на Четвертой платформе, шум от заходящего на стыковку лифта не дал мне рассказать об обещании, данном нами во время последней встречи.
Об обоюдном обещании застрять как-нибудь в лифте самого высокого в мире дома. Лифте Земли – общежития человечества, в котором уживаются и отцы-тираны, и близорукие дозорные, и преданные друзья, и подкупные свидетели, и такие замечательные люди, как Павла и Ольга Матвеевна…
