Роберт Уилсон - Ось
— Почему ты не позвонила? — спросил Турк, когда официант отошел.
Со времени их тесного знакомства. — той вылазки в горы, после которой было еще несколько встреч урывками, — он иногда звонил ей. Сперва Лиза откликалась на эти звонки со всем пылом, потом звонила скорее по привычке, позднее — когда устоялось чувство вины — и вовсе прекратила звонить. «Да, все понимаю, прости, но у меня уже два месяца столько работы…»
— Нет, я имею в виду — сегодня. Можно же было и не ехать в «Эранджи», чтобы просто пригласить на ужин. Достаточно было позвонить…
— Я думала, это будет… более формально.
Он ничего не ответил, и Лиза заговорила с большей откровенностью:
— Мне хотелось увидеть тебя. Убедиться, что между нами… все по-прежнему в порядке.
— Я все понимаю, Лиза. Дома хорошо одно, в горах — другое. Я сделал вывод, что у нас с тобой…
— То, что хорошо только в горах?
— Мне казалось, ты сама так решила.
— Ну, решаешь одно, а бывает другое…
— А как ты сейчас живешь? — невесело улыбнулся он. — Как с Брайаном?
— Никак.
— Неужели?
— Развелись. Окончательно и официально.
— А что с твоей книгой?
— Проблема не в книге как таковой, в сборе материала.
Она в жизни не написала ни одной книги, да и вряд ли напишет когда-нибудь.
— Но ты же для этого здесь осталась.
Он имел в виду — в Новом Свете. Она кивнула.
— А потом, когда закончишь, — вернешься в Штаты?
— Может, вернусь, может, нет.
— Интересная вещь, — сказал Турк. — Все попадают сюда по разным причинам. Но у одних потом находятся веские причины остаться, у других — уехать. Может, дело в какой-то границе, за которой понимаешь, что тебе на самом деле нужно. Когда впервые сходишь на берег, понимаешь, что ты действительно на другой планете. Воздух не такой, вода не такая, луна не такая и движется не так. В сутках по-прежнему двадцать четыре часа, но в часе не шестьдесят минут. После нескольких недель или месяцев — у кого как — в человеке что-то щелкает. Или он собирает вещи и уезжает, или, наоборот, все становится на места. И все равно время от времени мелькает мысль: не вернуться ли обратно в эти муравейники, в духоту, к этим грязным морям и всем так называемым дарам Земли…
— А с тобой тоже так было?
— Да. Наверное. Примерно так, — ответил Турк.
Официант принес заказы. Они поужинали, болтая о чем-то незначащем. Тем временем небо потемнело, город сверкал огнями. Официант подошел, чтобы убрать со стола. Турк заказал еще кофе.
Лиза собралась наконец с духом и спросила:
— Не посмотришь одну фотографию? Пожалуйста. Пока свет не погасили.
— Да, конечно. Что за фотография?
— Одного человека, который, возможно, летал с тобой. Ориентировочно несколько месяцев назад.
— Ты что, лазила в мои пассажирские декларации?
— Нет! Не я… Ты разве не отчитываешься о рейсах?
— А с чем все это связано?.. Сейчас пока не могу тебе этого объяснить. Посмотришь сперва фотографию, ладно?
Он насупился.
— Хорошо.
Лиза положила сумочку на колени и открыла конверт.
— Но ты ведь тоже хотел меня о чем-то спросить?
— Сначала ты.
Лиза положила конверт на льняную скатерть и подвинула его к Турку. Он вынул снимок. В его лице ничего не изменилось. Помолчав, он сказал:
— Как я понимаю, за этим должна последовать какая-то история?
— Это снимок с камеры наблюдения на пристани, сделанный в конце прошлого года. Увеличенный и отретушированный.
— У тебя есть доступ к камерам наблюдения?
Нет, но…
— Следовательно, он есть у кого-то еще. У кого-то и твоих друзей в консульстве. Или у Брайана и его приятелей.
— Я не могу сейчас говорить об этом.
— Можешь по крайней мере объяснить, — он показал на снимок, — почему тебя интересует… эта пожилая леди?
— Как ты знаешь, я пытаюсь найти всех, кто был так или иначе связан с моим отцом. Она одна из них, и мне очень хотелось бы с ней встретиться.
— А почему именно с ней?
— Ну… этого я тоже пока не могу сказать.
— Отсюда я могу заключить, что все дороги по-прежнему ведут к Брайану. Почему он ею интересуется?
— Брайан работает в Генетической Безопасности. Я там не работаю. Хочешь сказать, что Генетическая Безопасность работает на тебя?
— Турк…
— Ладно, бог с ним. Я ничего не спрашивал, ты ничего не отвечала. Понятно одно: кому-то известно, что эта женщина летала со мной. И кому-то из твоего окружения очень хочется ее найти.
— Логично. Но я не «кто-то». Что бы ты ни сказал или не захотел сказать кому-то в консульстве — дело твое. А все, что ты скажешь мне, останется только между нами.
Он взглянул на нее, как бы взвешивая ее слова. А почему, собственно, подумала Лиза, он должен ей доверять? Что она сделала, чтобы заслужить его доверие? Если не считать того, что спала с ним в те феерические выходные?
— Да, — сказал он наконец. — Она летала со мной.
— Спасибо… Расскажи, пожалуйста, кто она? Где она может быть сейчас? Она тогда говорила с тобой о чем-то?
Турк откинулся на спинку стула, Как он и обещал, свет начал гаснуть. Двое официантов раздвинули массивные стеклянные двери, ведущие во дворик. Небо было ясным, полным звезд, слегка засвеченным по краю огнями Порта, и все равно у себя в Калифорнии Лиза никогда не видала такого глубокого чистого неба. Не начался ли уже метеоритный дождь? Она заметила несколько ярких вспышек в зените.
Турк даже не глядел на небо.
— Можно, я немного подумаю над твоими вопросами?
— Я не прошу тебя разглашать никаких секретов. Просто…
— Я все понимаю. Понимаю, зачем тебе это нужно. Но мне надо кое-что обдумать, если ты не против.
— Конечно. — Ей не хотелось давить на него. — А ты о чем хотел спросить?
— Тут такая странная штука. Я подумал, может, ты что-нибудь об этом знаешь из тех источников, которые предпочитаешь не называть. Я посылал на утверждение график полетов на Дальний Запад. Сегодня утром пришел ответ из Управления авиации. Как раз когда ты приехала. Мне запретили туда летать. Днем я не сумел ни до кого дозвониться, все были в рейсах, потом выяснил. Похоже, что всем запретили полеты в Руб-эль-Хали.
— А почему?
— Это мне и хотелось бы узнать.
— Это временный запрет или постоянный?
— Понятия не имею.
— А кто подписал приказ? От кого это исходит?
— Ты же знаешь, в правительстве никто ни за что не сознается, что от кого исходит. Я обошел сегодня добрый десяток кабинетов. Как и другие летчики, которые летают на Запад. Не хотелось бы видеть в этом дурной знак, но все-таки странно. Почему весь Запад должен стать запретной зоной? Только регулярные рейсы к нефтепромыслам и остались. Дальше за ними нет ничего, кроме скал и песка. Туда летают только всякого рода странники-пустынники. Они и были моей основной клиентурой. Не понимаю…
