Александр Громов - Всяк сверчок
Морщась, я ел этого мелкого гада, и к горлу подступали спазмы. Какая уж там сытость, живым бы остаться. Но жив, жив. Кое-как встаю на ноги и чувствую, что с тритоном в желудке до гор мне не добраться. Я знаю, что это значит: вот-вот произойдет что-то, что радикально изменит ситуацию, и если я что-нибудь понимаю, это произойдет раньше, чем я успею сделать три шага. Начинаю считать шаги: раз, два, тр…
…Орк пошатнулся. В первую секунду у него мелькнула мысль, что из-за усталости он плохо координирует движения, но тут же он понял, что это не случайность. И еще Орк понял, что он здесь не один…
Он сделал шаг, затем другой и попытался упереться ногами. Тщетно. Какая-то неведомая могучая сила тянула его к обрыву. Казалось, ровное, как стол, плато вдруг вздыбилось, его поверхность стала наклонной и наклон увеличивался с каждой секундой. Орк упал на землю, вжался в нее, вцепился руками в торчащие камни, уже понимая, что произошло, и сознавая, что его усилия бесполезны. Против гравитационной атаки нет защиты – но разве мог он предположить, что Империя имеет гравитационное оружие да еще держит его на захудалой периферийной планете? Яростно цепляясь за все подряд, Орк неуклонно сползал к обрыву. Лихорадочно перебирая в уме события минувшего дня, он искал, где же он допустил просчет, хотя бы незначительную неточность, цена которой – жизнь. И – не находил ошибки.
Обессиленные пальцы разжались, Орк почувствовал, что стремительно падает в пропасть. Что ж, несколько секунд полета – и он найдет легкую смерть на камнях, устилающих дно каньона. Вероятно, удар о камни будет похож не на взрыв, а на щелчок выключателя, отключающего сознание…
Что и говорить, изменение ситуации радикальное, но нельзя сказать, что оно мне очень по душе. Впрочем, мое падение почему-то замедляется, потом прекращается совсем, и я мягко опускаюсь на дно каньона. По-моему, здесь кладбище разбитой техники: справа и слева от меня громоздятся исковерканные механизмы, грудами валяется разнообразная рухлядь и ржавь, все здорово слежалось и не на чем остановиться глазу.
Зато прямо передо мной на ровной каменной площадке перед входом в пещеру (еще одна пещера!) происходит нечто достойное внимания. Сначала на площадке возникает фигура коренастого мужчины, одетого в неописуемые лохмотья и с лицом разъяренного троглодита. Фигура цепко держит в руках весьма странного вида оружие, и я бы терялся в догадках о том, что это за штука, если бы не знал заранее, что это гравитатор – гравитационное оружие лучевого действия и практически неограниченной дальности боя. Ну а в кого это оружие в данный момент нацелено – говорить просто излишне. Затем троглодит куда-то исчезает и на его месте возникает прелестнейшая девушка с великолепной гривой темных волос – Автор, как видно, решил, что троглодит нехорош с эстетической точки зрения. А может быть, Он просто забыл, что в предыдущих рассказах успел всучить мне не один десяток подобных девушек.
…– Ты умрешь, проклятый имперец, – с ненавистью сказала девушка. – Но сначала ты расскажешь о том, что тебе велел твой сюзерен!
Орк сделал шаг вперед, но девушка оказалась проворнее. Отброшенный гравитационным лучом, Орк упал на камни, а когда поднялся, то увидел, что прямо ему в лицо направлен матово отсвечивающий ствол бластера.
– Еще шаг – и я сделаю из тебя головешку, – решительно сказала девушка…
Разумеется, я сделаю шаг, и не один. Но вдруг она и в самом деле выстрелит? Интересно знать, какие у Автора представления о действии бластера? Если что-нибудь вроде огнемета – тогда худо…
…Орк осторожно шагнул к девушке, и увидев, что ствол бластера в ее руке дрогнул, предостерегающе поднял руку:
– Я вовсе не имперец, – сказал он, пытаясь улыбнуться. – Собственно, я вообще не с Бражника. И еще я хочу сказать, что не воюю с красивыми девушками.
– Ты лжешь, – мотнула головой девушка. – Имперцы всегда лгали…
Недоразумение утрясалось на пяти страницах; на протяжении трех из них мы с бластером играли в «кто кого переглядит». Переглядел я, и девушка, недоверчиво поглядывая на меня, убрала оружие. Кажется, она не до конца поверила в то, что я не собираюсь броситься на нее с голыми руками.
Делаю успокаивающий жест. Я не брошусь. Во-первых, устал, а во-вторых, на такого породистого жеребца, каким по милости Автора я являюсь, девушки бросаются сами. Но куда они исчезают по завершении очередного рассказа?!
Эту зовут Беата, и ее фигура превыше всяких похвал. Обычно Он так и пишет, когда чувствует приступ литературной импотенции: «превыше всяких похвал». Подразумевается, что нужные эпитеты подберу я сам, и читатель тоже. Но мне не хочется, да и вообще восхищаться ее фигурой что-то не тянет. Гораздо благосклоннее я бы сейчас посмотрел на ужин и на какую-никакую постель. Впрочем, как раз к постели дело и без того идет много стремительнее, чем мне хотелось бы.
…В пещере оказалось сухо и тепло, подземные коридоры освещались светящимися комками желтой слизи, подвешенными на крючьях, вбитых в шершавую стену, – один из комков, почуяв людей, потянулся к ним и показал пасть. Пещера была обитаема, Орк сразу это почувствовал по запаху, от которого испытал легкое головокружение, – устоявшемуся запаху жилья, вызывающему к жизни ностальгические воспоминания. Справа и слева от главного тоннеля отходили короткие боковые коридоры, оканчивающиеся грубо сколоченными дверями, и Орк понял, что это жилые кельи. Свернув в один из боковых коридоров, Беата обернулась и положила ладони Орку на плечи.
– Я ждала тебя, – просто сказала она.
– Меня? – переспросил Орк.
– Такого, как ты. Я не одна, здесь, в пещере, много людей, но все они смирились с жизнью кротов. Да, здесь пока безопасно, но только потому, что мы не оставляем в живых имперцев, осмеливающихся приблизиться к нашему убежищу; потому, что мы сбиваем имперские флаеры, пролетающие над каньоном. Ты видел их обломки. Но когда-нибудь наше убежище будет раскрыто, и тогда нам придется либо погибнуть, либо уйти в нижние ярусы пещеры. Навсегда. Подземная жизнь не для таких, как мы с тобой. Ты умный и сильный, ты обязательно что-нибудь придумаешь…
– Конечно, – сказал Орк.
У покосившейся двери он подхватил Беату на руки и осторожно поцеловал. Девушка обвила руками его шею, и тогда он бережно понес ее в келью и легким толчком затворил за собой дверь.
– Меня еще никогда не носили на руках, – потрясенно сказала Беата…
Меня тоже. Что делает Автор, о чем Он думает, этот дурак! Последние мои силы уходят на то, чтобы дотащить нежданно свалившийся на меня груз до постели. Я буквально валюсь от усталости и уже ни на что не способен. Я, наконец, просто грязен. Но нет никакой передышки, и Беата впивается в меня долгим и страстным поцелуем, напрочь перекрывая дыхательные пути. Кое-как борюсь за жизнь, а она думает, что это – прилив страсти. А Автор, похоже, вообще не думает. В случае драки или бегства от стражников Он мог бы еще написат что-нибудь вроде: «отчаяние придало ему силы». Но сейчас не тот случай.
А дальше? Если Он поставит многоточие, я готов простить Ему весь сегодняшний день, но вдруг Он решится дать более детальное описание? Вот это страшно, даже если предстоящее, древнее как мир действо будет описано игривыми обиняками. Но откуда Он возьмет столько обиняков в своем словарном запасе?
Что ж, пусть. И если Он на свою беду когда-нибудь вздумает написать рассказ от первого – своего – лица и опрометчиво окажется в пределах моей досягаемости, я загрызу Его зубами. Как-то раз Он выдал фразу, впоследствии кем-то исправленную: «загрызть голыми зубами». Вот голыми и загрызу. Но прежде возьму за шиворот, чтобы не убежал, и выскажу Ему все, что о Нем думаю.
…– Ты мой, – прошептала Беата. – Мой…
Орк бережно заключил девушку в объятия…
Слава Вселенной, Он поставил многоточие! Остальное читатель должен додумать сам, ибо предполагается, что фантастику читают люди с воображением. Я разжал объятия и облегченно свалился на постель.
– Ты что? – непонимающе спросила Беата. Она была бесподобна, но сейчас я был не в состоянии даже любоваться ею.
– Сплю – вот что! – И, терпя решительное поражение в борьбе со сном, я кое-как объяснил ей ситуацию.
– Я тебя ненавижу, – неуверенно сказала она.
– Не-е-ет, дорогая, – проговорил я сквозь сон. – Ты меня теперь любить будешь, ты без меня жить не сможешь, ты теперь, если понадобится, и собой пожертвуешь ради меня, это я тебе говорю. Потому что… – я зевнул, отключаясь, – потому что так задумано…
Она спихнула меня на пол. Я не вскочил, не попросил прощения, не наградил ее оплеухой. Я заснул. Смертельно уставшему человеку все равно, где спать. И если Автор захочет начать мой завтрашний день с того, что я просыпаюсь в постели рядом с Беатой, – так оно и будет. И мне безразлично, каким образом Автор, подобрав меня с пола, перенесет к ней в постель. Это Его личное дело.
