Фред Хойл - Андромеда
— А вы уверены, что она действительно мертва? — спросил Осборн у Флеминга.
— Хотите осмотреть труп?
— Спросите лучше у меня, — сказала Джуди с горечью. — Я видела мертвыми их всех.
— Ладно! — Флеминг встряхнулся и обратился к Рейнхарту: — А что делали Джуди и я? Профессор сразу ответил:
— Вас там не было. Известно только, что после нас в здании оставались оператор и мисс Адамсон. Они ушли вместе, а все это случилось потом.
— Не выйдет, — сказал Осборн. — Будет черт-те какое расследование.
— Ничего другого нам не остается. — Рейнхарт слегка поежился. — Как ни посмотреть — дело скверное. Они сидели в пальто вокруг стола, ожидая, чтобы кончилась ночь и прекратился снегопад.
— А движение поездов не прекратится из-за заносов? — спросил Осборн немного спустя. Рейнхарт склонил голову набок, вслушиваясь в удары ветра по крыше.
— Вряд ли. Метель, кажется, стихает. — Он посмотрел на Флеминга. — А как вы, Джон?
— Мы с Джуди вернемся в городок на машине. Когда мы ехали сюда, дорога была вполне приличная.
— Тогда лучше отправляйтесь сейчас же, — сказал Рейнхарт. — Сделайте вид, что просто развлекались, и сразу возвращайтесь к себе. Вы ничего и никого не видели.
— Ну и ночка для увеселительных поездок! — Флеминг устало поднялся и обвел всех взглядом. — Мне так жаль. Правда, очень жаль! Он вел машину почти вслепую сквозь снег, и Джуди чуть ли не каждую минуту протирала ветровое стекло; впрочем, буря слабела, Флеминг высадил Джуди у ее домика и свернул к своему. Он настолько устал, что ему не хотелось выходить из машины. Было около часа ночи, и городок замер под белым саваном. Когда Флеминг открыл дверь, то по контрасту с заснеженной землей темнота в его комнатушке показалась ему непроницаемой. Он стал шарить по стене в поисках выключателя и только нащупал его, как чья-то чужая, замотанная бинтами рука легла на его руку. На мгновение его охватил дикий страх, но он тут же стряхнул руку и включил свет.
Перед ним стояла Андре, поддерживая одной забинтованной рукой другую. Она стонала, была смертельно бледна и измучена, но она была жива! Несколько секунд он, окаменев, смотрел на нее, а потом закрыл дверь и, подойдя к окну, задернул занавески.
— Садись и протяни руки. — Он достал из шкафа бинты и тюбик с мазью и начал нежно а осторожно разматывать грубые повязки.
— Я был уверен, что ты погибла, — сказал он, продолжая снимать бинты. — Я видел, какое было напряжение.
— Видели? — Она сидела на койке, протянув ему руки.
— Да, видел.
— Значит, это были вы…
— Я. И еще топор. — Он посмотрел в ее словно выцветшее лицо. — Если бы я только мог представить, что в тебе теплится жизнь…
— Вы бы покончили и со мной. — Она произнесла это без злобы, просто констатируя факт. Затем она на мгновение зажмурилась от боли. — У меня сердце сильнее, чем… чем у людей. Нужно сделать очень много, чтобы вывести меня из строя.
— Кто перевязал тебе руки?
— Я сама.
— Ты кому-нибудь сказала?
— Никому.
— Кто-нибудь знает, что произошло с машиной?
— Не думаю.
— Почему же ты им не сказала? — Он изумлялся все больше и больше. — Почему ты пришла сюда?
— Я не знала, что должно произойти… что произошло. Когда я пришла в себя, то скачала не могла ни о чем думать, кроме боли в руках. Потом я огляделась и увидела, что машина разбита.
— Ты могла бы позвать охрану.
— Я не знала, что делать. Меня больше никто не направлял. Без машины я совсем растерялась. Вы знаете, что она полностью выведена из строя?
— Да, знаю. На бледном лице девушки горели глаза.
— Я думала только о том, как найти вас. И о моих руках. Я завязала их и пришла сюда. Я ничего не сказала часовым. Вас тут не оказалось, и я стала ждать. Что же будет теперь?
— Они восстановят ее.
— Нет!
— Ты не хочешь? — с удивлением спросил он. — А как же насчет «высшей цели» — насчет вашей высшей формы жизни? Она не ответила. Когда он завязывал бинты, ее глаза опять закрылись от боли, и Флеминг увидел, что она вся дрожит.
— Ты же совсем замерзла, — сказал он, щупая ее лоб. Он стянул с постели стеганое одеяло и набросил на нее. — Закутайся получше.
— Вы думаете, они опять ее построят?
— Конечно. — Он разыскал бутылку с виски и наполнил два стакана. — А ну-ка, выпей. От меня им помощи ждать нечего, но у них есть ты.
— Они заставят меня сделать это? — Андре отпила виски и посмотрела на него горящими, тревожными глазами.
— А тебя нужно заставлять? Она почти рассмеялась.
— Когда я увидела, что машина вся разбита, я так обрадовалась.
— Что? — спросил он, переставая пить.
— Я почувствовала себя свободной. Я почувствовала себя…
— Как Андромеда древних греков, когда Персей разбил ее оковы? Этого она не знала. Она отдала ему свой стакан.
— Когда машина работала, я ненавидела ее!
— Ну, нет. Это ты ненавидела нас. Она покачала головой.
— Я ненавидела машину и все, что имело к ней отношение.
— Так почему же ты?..
— Почему люди ведут себя так, а не иначе? Потому что они действуют по принуждению! Потому что связаны тем, что считают логической необходимостью, — привязаны к своей работе, или своим семьям, или своей стране. Вы думаете, эти связи определяются чувствами? Логика, которую не можешь опровергнуть, — вот крепчайшая связующая сила. Я знаю это! — Ее голос дрогнул и стал неуверенным. — Я делала то, что должна была делать, а теперь логика исчезла и я не знаю, что теперь… Я не знаю. Флеминг сел рядом с ней.
— Ты могла бы сказать об этом прежде.
— Я сказала сейчас. — Она заглянула в его глаза. — Я пришла к вам.
— Слишком поздно. — Флеминг посмотрел вниз — на вату и бинты на ее руках, думая о следах, которые оставила в ее сознании воля машины. — Ничто на свете не помешает им восстановить ее, — повторил он.
— Но для этого нужна кодированная схема машины.
— Она все еще существует.
— Неужели вы?.. Если у него и оставались какие-нибудь сомнения в ее искренности, ужас в ее голосе и глазах сразу рассеял их.
— Я не смог взломать сейф, а единственный ключ у Кводринга. Она пошарила в кармане своей куртки.
— У меня тоже есть ключ.
— Но мне сказали, что другого нет! Девушка вынула ключ, вздрагивая от боли, когда бинты задевали за клапан кармана.
— У меня был второй, но этого здесь никто не знал. — Она отдала ему ключ. — Вы можете пойти и докончить дело. Это было так просто — и так невозможно. Вещь, в которой он нуждался больше всего, была у него в руках, но проникнуть в здание, чтобы воспользоваться ею, он не мог.
