Гейл Герстнер-Миллер - Тузы за границей
Чье-то прикосновение заставило ее открыть глаза.
– Ты точно хорошо себя чувствуешь? – спросил Тахион.
– Я просто не выспалась. – Она попыталась улыбнуться.
– Боишься?
– Да. Я никогда раньше не задумывалась об этом, но теперь я хочу стать матерью. – Соколица вздохнула и прикрыла живот руками, как будто хотела защитить его. – Но я надеюсь, что с моим малышом все в порядке.
– Они сейчас звонят врачу, который будет проводить исследование, – сказал Тахион. – Надеюсь, ты хочешь пить. Тебе придется выпить несколько стаканов воды. – Он взял кувшин и стакан с подноса, который держала стоявшая рядом с ним медсестра. – Можешь начинать прямо сейчас.
Соколица начала глотать воду. Она допивала шестой стакан, когда к ним торопливой походкой приблизился невысокий мужчина в белом халате.
– Доктор Тахион? – спросил он, пожимая руку такисианину. Я доктор Али. Очень рад познакомиться с вами и приветствовать вас в нашей больнице. – Он обернулся к Соколице. – Это пациентка?
Такисианин представил ее. Доктор Али кивнул.
– Давайте начнем, – сказал он, и они направились в отделение акушерства и гинекологии.
– Ну, юная леди, проходите сюда. – Он указал на дверь. – Снимайте всю одежду и надевайте сорочку, которую там найдете. Воду пить не переставайте. Когда переоденетесь, ждем вас здесь.
Когда Соколица вернулась, Тахион уже успел облачиться в белый халат поверх шелкового костюма. Доктор Али велел ей лечь на кушетку. Она подчинилась, сжимая в кулаке амулет Таурт. Медсестра подняла ей сорочку и принялась размазывать по животу прозрачное желе.
– Это проводящий гель, – пояснил Тахион. – Он проводит звуковые волны.
Сестра начала водить Соколице по животу небольшим приборчиком, похожим на микрофон.
– Это датчик.
Али между тем принялся изучать изображение на мониторе перед ними.
– Ну, что вы видите? – нетерпеливо спросила она.
– Минутку, Соколица.
Тахион и Али вполголоса посовещались.
– Вы можете распечатать картинку? – попросил Тахион.
Доктор Али дал сестре указания по-арабски, и вскоре появилась компьютерная распечатка.
– Можешь вставать, – сказал такисианин. – Мы уже все посмотрели.
– Ну?
– С виду все хорошо… пока. Судя по всему, ребенок развивается нормально.
– Это замечательно!
Она обняла его, когда доктор помог ей подняться с кушетки.
– Если ты намерена оставить беременность, я настаиваю на проведении УЗИ каждые четыре-пять недель, чтобы отслеживать развитие плода.
Соколица кивнула.
– А ультразвуковые волны не повредят малышу?
– Нет, – сказал Тахион. – Единственное, что может ему навредить, уже сидит внутри него.
– Я понимаю, ты считаешь своим долгом постоянно напоминать мне об этом, но у моего ребенка все будет отлично, я знаю это.
– Мы живем не в сказке! Тебе не грозит жить долго и счастливо до конца своих дней! Этот ребенок сломает тебе жизнь.
– Когда в тринадцать лет у меня выросли крылья, это тоже могло сломать мне жизнь, но не сломало же. И ребенок тоже не сломает.
– Тебе бесполезно что-то доказывать. – Он удрученно вздохнул. – Иди, одевайся. Пора возвращаться в Каир.
Такисианин поджидал ее у выхода из раздевалки.
– А где доктор Али? – спросила она, оглядываясь по сторонам. – Я хотела поблагодарить его.
– Ему пришлось заняться другими пациентами. – Тахион обнял ее за плечи и повел по коридору. – Поехали обратно… – Он осекся.
По коридору к ним приближался Маккой. Соколица злорадно отметила, что вид у него столь же скверный, как и ее душевное состояние. Должно быть, он тоже почти не спал. Оператор остановился перед ними.
– Соколица, – начал он, – я тут подумал…
– Это тебе полезно, – сухо перебила его она. – А теперь, если позволишь…
Маккой схватил ее за локоть.
– Нет. Я хочу поговорить с тобой и намерен сделать это прямо сейчас.
Он потянул ее в сторону.
«Может быть, все еще можно поправить, – сказала она себе. – Я очень на это надеюсь».
– Все в порядке, – дрожащим голосом сказала она доктору. – Давайте покончим с этим.
Вслед им донесся его голос:
– Маккой! Ты настоящий дурак. И предупреждаю тебя, если ты повредишь ей – в любом смысле, – ты пожалеешь об этом, и очень сильно.
Джош пропустил его слова мимо ушей и продолжал тащить ее по коридору, открывая двери одну за другой, пока не нашел пустую палату. Он втащил ее внутрь и захлопнул за собой дверь. Потом отпустил ее локоть и принялся нервно расхаживать.
Соколица стояла у стены, потирая руку, на которой явственно проступали следы его пальцев.
Маккой остановился и взглянул на нее.
– Прости, что обидел тебя.
– Похоже, будет синяк, – заметила она, разглядывая руку.
– Какой ужас! – насмешливо воскликнул мужчина. – Синяк на секс-символе Америки!
– Это гнусно.
– Зато правда. Ты же у нас секс-символ. Ты снималась голой для «Плейбоя», позировала для ледяной скульптуры в «Козырных тузах». И еще тот плакат, «Падший ангел», который сделал Уорхол, – скажешь, на нем ты не в чем мать родила?
– Позировать обнаженной – не преступление! Я не стыжусь своего тела и того, что другие люди на него смотрят.
– Это уж точно! Ты скидываешь одежду для любого, кто попросит!
Она побледнела от ярости.
– Да! И для тебя тоже! – Влепив Джошу пощечину, она бросилась к двери. Крылья у нее дрожали. – Я не собираюсь стоять здесь и терпеть твои оскорбления!
Она потянулась к ручке двери, но Маккой втиснулся между ней и дверью и преградил ей дорогу.
– Нет. Мне нужно с тобой поговорить.
– Ты не говоришь, ты меня оскорбляешь, – отрезала Соколица, – и я не желаю это слушать.
– Ты понятия не имеешь о том, что такое оскорбление! – выкрикнул он, сердито сверкая карими глазами. – Что же ты не зовешь на помощь? Тахион небось торчит под дверью. Он будет рад-радешенек ворваться сюда и спасти тебя. А ты в благодарность можешь трахнуться с ним.
– Да как ты смеешь? Я не нуждаюсь в нем, чтобы защитить себя! Ни в нем, ни в тебе, вообще ни в ком! Пусти меня! – потребовала она сердито.
– Нет. – Он прижал ее к стене. Она чувствовала себя бабочкой, распятой на бархате. Его теплое тело тяжело налегало на нее. – Что, это всегда так и будет? Мужики всегда горят желанием защищать тебя? Всегда горят желанием заполучить тебя в постель по той только причине, что ты Соколица? Я хочу, чтобы больше никто к тебе не прикасался. Никто, кроме меня!
– Соколица, – помолчав, продолжал он уже более спокойным тоном. – Взгляни на меня. – Она не подчинилась, и тогда Маккой приподнял ее подбородок, по щекам у нее текли слезы. – Прости меня за все, что я наговорил вчера. И за все, что я наговорил только что. Я не хотел выходить из себя, но когда я увидел, как этот разодетый в пух и прах индюк обнимает тебя за плечи, я просто не сдержался. Мысль о том, что к тебе прикасается кто-то другой, не я, приводит меня в ярость. – Пальцы, сжимавшие ее подбородок, сжались. – Вчера, когда ты сказала, что отец ребенка – Фортунато, перед глазами у меня был только он, в постели с тобой, обнимающий тебя, обладающий тобой. – Джош отпустил ее и подошел к окну маленькой комнатки, руки его сжимались и разжимались. – Именно тогда, – продолжал он, – я отчетливо понял, с чем мне придется иметь дело. Ты – знаменитая, красивая и сексуальная, мечта любого мужчины. Я не хочу быть мистером Соколицей. Я не хочу состязаться с твоим прошлым. Мне нужно твое будущее. Все, что я наговорил вчера о джокерах, – неправда. Я ляпнул первое, что пришло в голову. Мне хотелось сделать тебе так же больно, как было мне. – Он взъерошил свои светлые волосы. – Мне действительно было очень больно, когда ты рассказала о ребенке, потому что не я его отец. Я не питаю ненависти к джокерам. Я люблю детей и буду любить твоего ребенка, я попытаюсь стать ему хорошим отцом. Если Фортунато появится на горизонте, я буду держать себя в руках изо всех сил. Черт побери, Соколица, я люблю тебя. Эта ночь без тебя была просто ужасной. Я понял, во что превратится мое будущее, если я упущу тебя. Я люблю тебя, – повторил он, – и хочу, чтобы ты была в моей жизни.
