Роджер Желязны - Правь Амбером
— Ты сделала эти Карты сама? — спросил я. И сами изображения, и манера класть мазки казались более грубыми, чем на Картах работы Эйбера или отца. И все же я чувствовал исходящую от них силу.
— Нет, — ответила Фреда. — У меня нет к этому способностей. Их нарисовал Эйбер, много лет назад. Мне очень редко приходилось пользоваться ими, потому я и не стала просить его нарисовать другие, получше.
Я кивнул. Да, эти Карты определенно смахивали на ученическую работу.
— А связываться с этими… людьми безопасно?
Фреда кивнула.
— Это наши родственники. Более того — наши друзья… то есть были нашими друзьями. Большинство из них давно отошли и от отца, и от дворцовых интриг, так что, возможно, им гнев Свейвилла не грозит.
— А ты точно уверена, что они тебя не выдадут? — на всякий случай переспросил я.
Она улыбнулась.
— А как они смогут это сделать, если мы просто поговорим? Я не намерена снова посещать Владения Хаоса. Я проведу остаток своей жизни в Амбере… Я смирилась с жизнью в изгнании.
— Не в изгнании! — поспешно произнес я. Слишком уж угнетающе это звучало. — Мы — колонисты.
— Пожалуй, — с тоской отозвалась Фреда.
Но в ее замечании был свой резон. Если ее родственники боятся поддерживать контакт с кем-либо в Амбере, они всегда могут просто отказаться разговаривать с нами. А если им самим захочется поговорить, вряд ли они предадут наше доверие, не подставив под удар и себя самих. Так что мы ничего не теряем.
— Я хотела поговорить с ней.
На Карте, выбранной Фредой, была изображена полная женщина, выглядящая почти как человек — не считая того, что у нее было два рта, по одному на каждой стороне лица, там, где у нормальных людей располагаются щеки.
— Кто это? — поинтересовался я.
Несмотря на лишний рот, в женщине чувствовалось что-то уютное, бабушкино. Пожалуй, она вполне могла бы мне понравиться.
— Эддарг, моя двоюродная бабушка. Она в курсе всех дворцовых сплетен. Если хоть кто-то из нашей семьи и знает, что произошло с Эйбером, так это она.
— А откуда ей это знать?
— Она вот уж двести с лишним лет — главная дворцовая повариха.
— А! — Я давно уже убедился, что наилучший источник слухов — дворцовые слуги. — Тогда, возможно, у нее есть какие-нибудь новости о наших исчезнувших братьях и сестрах.
— Я спрошу.
Фреда подняла Карту, сосредоточилась и вскоре установила контакт с бабушкой, хоть связь и получилась ненадежной. Убедившись, что они могут говорить, не таясь, Фреда представила меня, а потом они принялись обмениваться семейными новостями. Я с интересом слушал.
— Ты ничего не слыхала про наших братьев и сестер? — поинтересовалась Фреда. — Про тех, кого арестовал король Утор? Мы не знаем, живы ли они.
— Здесь только двое.
— А кто?
— Сиара, бедняжка, и Пелла.
— А Изадора? — спросил я. — Или Леона?
— О них мне ничего не известно.
Вот и мне тоже. Загадочно. Что же с ними могло случиться? Может, они где-то прячутся?
— С Пеллой все в порядке? — спросила Фреда.
— Да, душечка, — сказала Эддарг, улыбаясь жутковатой острозубой улыбкой. — Все арестованные — кроме Мэттьюса и Титуса, которых казнил прежний король, — чувствуют себя нормально, только исхудали. Я стараюсь их почаще подкармливать. Король Свейвилл о них заботится.
— Свейвилл их мучает? — спросил я.
— Благие силы, нет, конечно! Зачем оно ему надо? Они не представляют никакой угрозы для Хаоса. А вот если он доберется до вашего чокнутого отца, тут уже все будет по-другому!
Фреда с облегчением вздохнула.
— А Утор… он ничего с ними не сделал? Они не покалечены?
— Нет-нет, с ними все в порядке — только худые очень, бедняжечки. — Эддарг улыбнулась одним ртом и, склонив голову набок, произнесла другим: — Они ведь сильные, как и их матери.
— Почему же Свейвилл их не мучает? — вслух подумал я.
— Силы небесные, да зачем же ему их мучить? — удивилась бабушка Эддарг. — В конце концов, вашего отца ненавидел король Утор, а не Свейвилл. Это Утор изгнал недоумка Дворкина и вас, неповинных бедняжек. Новый король куда добрее.
Второй ее рот эхом подхватил:
— Да-да, намного добрее.
— А кроме того, они и не знают ничего важного, — сказала мне Фреда. — И Свейвилл наверняка это понимает. Так зачем тратить на них время?
— Верно, — согласился я.
Бабушка Эддарг хихикнула.
— А кроме того, королю предостаточно хлопот с собственными врагами, — сказал один рот.
Другой же добавил:
— Все ближайшие родственники короля Утора — жены, дети, внуки и прочие потомки до десятого колена — арестованы, бедняжки!
Первый рот подхватил:
— Тех, кто отрекся от всяких притязаний на трон и поклялся в верности королю Свейвиллу, оставили в живых. Тех же, кто заколебался, казнили без лишних слов.
— Давайте я угадаю, — предложил я. — Большинство поклялось в верности?
— Конечно! — сказал левый рот. — А ты бы на их месте не поклялся, зная, что король Утор мертв, и у тебя все равно не осталось ни малейшей надежды взойти на трон?
— Может, и так.
Да, теперь, когда король Утор умер, мало кто решится в открытую противостоять Свейвиллу.
— Кстати, хорошая новость, — сказал правый рот бабушки Эддарг. — Адские твари больше не охотятся ни за Дворкином («Этот идиот!» — пробормотал второй рот), ни за вами. Теперь должно стать полегче.
Я кивнул:
— И вправду хорошая новость.
— Но он не выпустил наших родственников, — сказала Фреда, — и не отменил вынесенные нам смертные приговоры — так?
— Нет-нет, — сказал правый рот. Ъ
Левый же произнес:
— Пока что нет. Ну, не считая, конечно, твоего брата.
Правый рот добавил:
— Он такая душечка, но очень худой. Надо его подкормить.
— Это вы про Эйбера? — спросил я.
— Да, — хором сказали оба рта, потом второй добавил: — Про героя.
— Как он там поживает? — спросила Фреда.
— А вы не слыхали? — удивилась бабушка Эддарг. — Его два дня назад приняли в Дом Свейвилла.
Второй рот добавил:
— Король отвел ему покои во дворце — правда, не в одном крыле с королевскими, — и наш голубчик сейчас вовсю празднует с друзьями.
Первый рот подхватил:
— Он обожает жареного пикнара и постоянно его заказывает.
Второй рот добавил:
— Дорогостоящие пристрастия — но король Свейвилл, похоже, не возражает. Они время от времени ужинают вместе.
— Значит, у него все хорошо, — сказала Фреда.
Она неуверенно взглянула на меня: мне показалось, что она не может понять, то ли ей радоваться, то ли негодовать. Я и сам испытывал примерно то же.
