Лоис Буджолд - Границы бесконечности. Братья по оружию
Оливер отбросил руку Майлза, но не ударил его и не отвернулся. В глазах его полыхала ярость.
— Это Сьюгар тебе сказал, что я сержант?
— Нет, это у тебя на лбу написано кровавыми буквами. Послушай-ка меня, друг…
Оливер перекатился на живот и привстал, упираясь в циновку костяшками пальцев. Сьюгар вздрогнул.
— Это ты слушай, мутантишка, — прорычал бывший сержант. — Мы уже все пробовали. Устраивали учения, игры, жили по правилам, качали мускулы — только вот душа тут нет. Мы устраивали фестивали и ставили спектакли. Мы пробовали силу и хорошенько повоевали друг с другом. А потом занимались грехом, сексом и садизмом, пока не затошнило. Мы все попробовали не меньше десяти раз. Ты что, думаешь, ты тут первый реформатор?
— Нет, Оливер. — Майлз наклонился совсем близко, и голос его упал до шепота. — Я уверен, что я — последний.
Оливер на миг опешил, потом рассмеялся:
— Господи, наконец-то Сьюгар нашел себе пару. Двое психов, как и сказано в его Писании.
Майлз пропустил эту реплику мимо ушей и постарался сесть как можно прямее.
— Прочти мне свое Писание еще раз, Сьюгар. Целиком.
Он закрыл глаза, чтобы получше сосредоточиться и не отвлекаться на пикировку со скептиком-сержантом.
Сьюгар нервно пошуршал рядом, откашлялся и начал:
— Для тех, кто станет наследниками спасения. Так они и направились к вратам. Теперь ты должен запомнить, что город стоял на огромной горе, но пилигримы поднялись на эту гору легко, потому что их вели за руки те двое. К тому же они оставили свою смертную одежду позади, в реке: хоть они и пришли в одеждах, но вышли нагими. Поэтому они поднялись туда с великой ловкостью и быстротой, хотя основание, на котором покоился город, поднималось выше облаков. Потом они проследовали через воздушные области… — Сьюгар умолк, затем добавил извиняющимся тоном: — Тут оно заканчивается. Я оторвал страницу. Не понимаю, что это может означать.
— Наверное, то, что дальше вы должны додумать сами, — подсказал Майлз, снова открывая глаза.
Так вот тот материал, из которого ему предстоит строить. Не блещет разнообразием, но по смыслу подходит. Что ж, сгодится и такой. А последняя фраза вообще потрясла его, обдав холодом. Ну, так тому и быть. Вперед!
— Теперь понимаешь, Оливер? Вот это я и предлагаю. Единственную надежду, ради которой стоит дышать. Спасение для всех.
— Возвышенно до чертиков! — с издевкой отозвался Оливер.
— Именно этого мне и надо! Чтобы вы все возвысились. И учти, Оливер: я — фундаменталист. Я понимаю мое писание очень, ну, очень буквально.
Здоровяк открыл было рот, потом закрыл, так ничего и не сказав.
«Наконец-то заинтересовался, — мысленно вздохнул Майлз. — Можно считать, контакт установлен».
Через какое-то время Оливер проговорил:
— Необходимо чудо, чтобы всех переделать.
— Это не теология для избранных. Я намерен проповедовать массам. Даже, — Майлз начал входить во вкус, — закоренелым грешникам. Небеса открыты для всех, но приблизиться к ним можно лишь собственными усилиями. Мы не несем чудо в карманах…
— Уж ты-то точно… — пробормотал Оливер, бросив взгляд на голого Майлза.
— …мы можем только молиться и готовить себя к лучшему миру. Но чудеса случаются только с подготовленными. Ты подготовлен, Оливер?
Майлз подался вперед, и голос его зазвенел. А Оливер пришел в такое замешательство, что даже обратился за подтверждением к Сьюгару:
— Этот тип действительно такой?
— Он думает, что притворяется, — хладнокровно ответил лагерный пророк, — но на самом деле говорит правду. Это действительно Один-из-Двух, никакого сомнения.
Черт подери, неужели он о чем-то догадывается? Майлз решил, что иметь дело со Сьюгаром все равно что фехтовать в зеркальном зале — нипочем не разберешь, где живой противник, а где его отражение.
Оливер почесал в затылке. На его лице попеременно отражались раздражение, вера и сомнение.
— Как же мы спасемся, эй ты, благочинный?
— Зови меня брат Майлз. Да. Скажи, сколько новообращенных ты можешь привести к нам своим личным авторитетом? Ничем не подкрепленным?
Оливер задумался.
— Дай только им надежду, и они пойдут за тобой куда угодно.
— Ну… спасение-то, конечно, будет даровано всем, однако существуют определенные временные ограничения. Поэтому и нужны посредники между Господом и паствой. Я хочу сказать: блаженные те, кто не видел, но уверовал.
— Это точно, — согласился Оливер. — Но если твоя религия не сумеет сотворить чудо, то наверняка последует жертвоприношение.
— Э-э… вот именно, — выдавил Майлз. — Ты на редкость проницателен.
— Это не проницательность, — сказал Оливер, — а просто обещание.
— Да, ну так вот… гм, возвращаясь к моему вопросу. Сколько последователей ты сможешь привести? Я веду речь о плоти, а не о духе.
Оливер нахмурился.
— Наверное, человек двадцать.
— А кто-нибудь их них сможет привести других? Убедить еще кого-то?
— Ну, допустим…
— Тогда сделай их своими капралами. По-моему, нам лучше забыть о прежних чинах. Назовемся… э-э… Армией возрождения. Или нет — Армией реформации! Да, это звучит лучше. Мы реформируемся, словно гусеница в куколке, а в итоге превратимся в бабочку и улетим.
— А что за реформы ты планируешь?
— Пока только одну: еду для всех.
Оливер кинул на него недоверчивый взгляд:
— А ты уверен, что не блефуешь в расчете подкормиться за чужой счет?
— По правде говоря, я действительно проголодался… — Оливер встретил этот намек ледяным молчанием, и Майлз поспешно сменил тему. — Но то же чувствует еще множество людей. К завтрашнему дню мы их всех будем кормить с рук.
— Когда тебе понадобятся эти двадцать?
— К следующему сигналу раздачи еды.
— Так скоро?
— Видишь ли, Оливер, здесь всем нам специально внушается мысль, будто спешить абсолютно некуда. Сопротивляйтесь ей, ибо это ложь.
— Да, уж ты не мешкаешь.
— А я тебя не к зубному врачу тащу. Кроме того, я вдвое легче, поэтому мне и приходится двигаться в два раза быстрее, чтобы у меня был такой же момент инерции. Итак, к следующей раздаче.
— И что, по-твоему, ты сможешь сделать с двадцатью парнями?
— Мы захватим штабель плиток…
Оливер с отвращением скривился.
— Это с двадцатью-то? Никогда. Кроме того, это уже пробовали. Я же говорил тебе: здесь была настоящая война. И сегодня получится просто крепкая потасовка.
— …а когда захватим, то перераспределим их. Честно и справедливо, по одной порции на рыло, как положено. Праведникам, грешникам и всем прочим. К следующему сигналу все, кто голодал, будут уже за нас. И тогда мы сможем заняться перевоспитанием.
